— Проклят! Даже не знаю что сказать, сэр Мельбурн, наверно мне не следует спрашивать, и все же…
У Виктории от собственной смелости замерло сердце: только бы он снова не решил раствориться в воздухе!
Но через несколько невыносимо долгих минут послышался грустный хрипловатый голос:
— Что же, я расскажу. За столько лет у меня впервые появилась возможность это сделать... Если вы читали сегодня о событиях моей жизни, должно быть, знаете, что на склоне лет у меня не было большей отрады, чем быть опорой нашей юной королеве. Знаете, она была почти того же возраста, что и вы сейчас. Она любила рисовать, возиться со своим маленьким спаниелем, была чрезвычайно любознательна и умна. Однажды, в этом самом парке она сказала, что ее сердце принадлежит мне… Как я хотел ответить ей, что не мыслю своей жизни без возможности видеть ее, слышать ее юный веселый голос, ведь в моей душе уже давно не было место ни для кого другого! Но я вынужден был отвернуться от любви всей своей жизни, ради ее же блага...
— Потому что она была королевой, а вы ее премьер-министром?
— Да, но не только это заставило меня отказаться от нее… Я был в два раза старше, я уже прожил свою жизнь, в которой было немало скандальных историй, и считал, что не в праве пользоваться пылкой девичьей влюбленностью. Мне казалось тогда, что ее чувства ко мне пройдут, как только она вступит в брак и познает другую сторону любви.
— Неужели вас прокляли лишь за это? Ведь вы поступили благородно!
— Нет, Виктория, я думал, что это было так, но на самом деле я сделал несчастными нас обоих. Она была вынуждена выйти замуж за человека, который не испытывал к ней тех чувств, что она была способна ему дать, а я добровольно замуровал себя здесь, в Брокет Холле, проведя последние годы в бессмысленном и унылом существовании. Знаете... она писала мне…долго писала, письма, которые каждый раз разрывали мне сердце...
Призрак умолк на мгновение, словно собираясь с мыслями, а потом добавил: — Запомните, Виктория, истинная любовь - это великий дар, он дается свыше и далеко не всем смертным, мы не вправе отвергать его, это святотатство равносильное самому страшному преступлению. Только теперь я понимаю…
— Но ведь проклятье не может быть вечным? Я верю, что раскаяние должно было освободить вас от него!
— Оковы проклятья, увы, никогда не будут разрушены.
— Но почему?
— Потому, что меня вновь должно искренне и беззаветно полюбить юное и чистое создание…
Виктория не могла вымолвить больше ни слова. А верхушки вековых деревьев, протянувшие свои темные силуэты к холодному небу, почему-то начали расплываться, она на секунду прикрыла веки.
— Не прячьте глаза, юная леди, вам нечего стыдиться. Вы, должно быть, подумали — кто же в здравом уме сможет полюбить бесплотного духа? И Вы совершенно правы. Я обречен, это вполне справедливо.
«О Господи, ну когда ты перестанешь быть сентиментальной дурочкой, и принимать все эти трагические истории близко к сердцу! Медиум должен быть только бесстрастным посредником между мирами живых и мертвых, и не лезть, куда ему не следует!» — ругала себя Виктория, но сердце ее все равно сжималось от непонятной тоски. Она словно почувствовала боль и горечь одиночества, что были вечными спутниками несчастного Привидения Брокет Холла.
Когда,наконец, она отогнала наваждение и открыла глаза, призрачного собеседника уже не было рядом.
Виктория еще немного постояла посреди парка, такого тихого в эту зимнюю пору, а потом направилась к особняку, даже не подозревая, что из окна за ней уже полчаса наблюдали бесстрастные синие глаза Берти Эшера.
--------------------------------------------------------------------
Время летело с стремительно и неотвратимо, будто бы специально подталкивая к скорой развязке. Никогда Виктории не приходилось так волноваться перед сеансами. Обычно, ей относительно легко удавалось установить связь с миром духов и передать живым их послания. Но сейчас все было иначе. Виконт Мельбурн — крепкий орешек, он не станет вступать в переговоры. Только как убедить в этом Эшеров, чтобы не выставить себя на посмешище еще раз, особенно перед этим усатым кембриджским «светилом»? Вик брезгливо передернула плечами.
Спускаться на ланч она отказалась, объяснив, что готовиться к вечернему сеансу. На самом деле она была голодна, но перспектива провести час в кампании скептически настроенного и недружелюбного Берти была несравнимо хуже.
Виктория решила, что библиотека как раз то место где можно успокоиться, собраться с мыслями перед непростым разговором с хозяевами Брокета. Маленький саквояж был упакован, задаток она к счастью не взяла, можно покинуть поместье с чистой совестью.
Она ведь сделала все что могла. Правда? Но… этот призрак… он еще долго будет бродить здесь, если верить проклятью. Неужели юная королева, сама не ведая, обрекла его на вечные муки!
«Вполне возможно, но это уже не твое дело» убеждала себя девушка, располагаясь в кресле.
Вдруг, ее взгляд остановился на изящном журнальном столике. Она подошла и сдернула белоснежную салфетку — да, Фрау Лецен сегодня точно отчитает кухарку за исчезновение подноса с сэндвичами и выпечкой, а к списку злодеяний мятежного Привидения добавится еще одно!