Вскоре я узнал и причину внезапно овладевшего им строительного ажиотажа. Он задумал жениться на одной из недавних лагерниц. Нужно было отыскать что-то не обыкновенное, чтобы пробудить в равнодушном к женщинам Кожевникове жажду семейного гнездышка. Мне заранее рисовалась женщина цветущих лет, умная, интеллигентная, хорошая хозяйка, конечно, великая мастерица чайных церемоний, заботливая подруга... Лишь человек таких выдающихся кондиций мог заинтересовать моего друга.
Но то, что я узнал о Нине, так звали его подругу, не подтверждало рисовавшийся мне идеальный образ. Она, конечно, была интеллигентна, все же дочь профессора, и сидела по вполне интеллигентной статье – за недопустимые высказывания о наших партийных руководителях. Но все остальное противоречило этим сведениям. Нина в лагере связалась с уголовниками, часто меняла недолговечных друзей – все они были из «своих в доску». Меньше всего Кожевникова могла увлечь такая женщина, а он увлекся. У меня создалось единственное объяснение: он ничего не знает об истинной натуре своей избранницы, она обдурила его, обдуманно скрыла себя, столь же обдуманно играет роль вполне достойной дамы.
Мне захотелось с ней увидеться, чтобы правильно оценить любовную аварию Андрея Виссарионовича.
Случай представился скоро. Мы с ним встретились на каком-то совещании, он пригласил меня на новоселье, начертил на бумаге схему улочек и балков – без такой схемы и думать нечего было пробраться в лабиринте «Шанхая» без провожатого. Я пообещал явиться в ближайшее воскресенье.
В назначенный день, после долгих блужданий со схемой в руках, я наконец обнаружил его балок. Он внушительно отличался от соседей. Он был солиден. Соседние хижины монтировались из разной строительной непотребы – кривых горбылей, рваной фанеры, жести. На иных стенах были заплаты из картонных ящиков, в них в годы ленд-лиза доставлялись консервы из Америки. Балок Кожевникова возводился, конечно, тоже не из бревен и кирпича, но доски были досками, а не резаной фанерой, и крышу покрывала настоящая жесть, а не рваная парусина и не солома, привезенная с материка в местный совхоз и оттуда украденная.
Я постучал, женский голос крикнул изнутри: «Войдите!» Голос был приятен, без лагерных интонаций. Таким голосом мог говорить только культурный человек. Я вошел, разделся в прихожей. В комнате, на единственной кровати, лежала молодая женщина, худая, с довольно приятным лицом. В комнате у стола стояли две табуретки. Женщина показала на одну.
– Садитесь. Я вас знаю, вас зовут Сергей Александрович. Андрей скоро придет. Будете пока развлекать меня, Сережа. Надеюсь, вы умеете?
– А как развлекать, Нина?.. Простите, не знаю отчества.
– И не надо знать. Я сама его временами забываю. Развлекать будете так. Расскажите что-нибудь, чего я не знаю. И непременно захватывающее.
– Смотря что вас захватывает. Английский министр иностранных дел Бивен вчера схватился с нашим заикой Молотовым – подойдет? Еще знаю пару историй о Рокамболе из сочинений господина Понсон дю Террайля, могу и о баскервильской собаке.
Она расхохоталась. Она красиво смеялась. И она великолепно ощущала иронию.
– Молотов мне противен, ненавижу усатых. Собака ми не увлекаюсь, лучше кошки. О кошках вы ничего не знаете?
– Только о коте, который бродит сам по себе.
– Выдумка, таких котов не бывает. Наверно, подстерегал кошку или прозаически охотился за мышами. Еще ни разу не встречала мечтателя с хвостом.
Так мы перебрасывались с ней шутками до прихода Андрея Виссарионовича. Одновременно я разглядывал и ее, и квартиру. Она не подумала подниматься с постели, хоть была одета. Квартира поражала роскошью отнюдь не «балочной архитектуры». И стол, и обе табуретки были сбиты надежно, кровать, наверно, тоже не шаталась и не скрипела. Над кроватью был намертво пригвожден к стене настоящий ковер – не целующиеся голубки на рогоже и не машинные немецкие поделки, после войны населившие чуть ли не каждую вторую квартиру, – олени на фоне сентиментально нарядных гор. Нина мне понравилась – непринужденностью разговора и культурой речи, она даже вставила вполне уместно несколько ходячих латинских фраз. Все это мало сочеталось с теми сплетнями, какие я о ней слышал.