По спине у него забегали мурашки. «Может, так у всех бывает? — предположил Лешка. — Когда человек начинает умирать, к нему приезжает Смерть в облике бандита на черном джипе…»
Лешка повернул голову и посмотрел на дельтапланериста. Этот все время лежал, молчал и слушал плеер. И с кровати не вставал даже в туалет, потому что у него был перелом позвоночника.
«К этому уж скорее не на черном джипе, а на черном истребителе», — подумал он.
— Эй! — окликнул он его. — Летчик!
Тот отреагировал не сразу. Медленно вытащил наушники, медленно повернул голову. Глаза дельтапланериста были окружены огромными фиолетовыми синяками.
— Чего? — тусклым голосом спросил он.
— Расскажи, как разбился.
— Не помню.
— Как это? Не помнишь, как упал?
— И что потом было, тоже не помню, — монотонно заговорил парень. — Ребята снизу видели, рассказали — падал, как мешок с картошкой. А я только помню, как взлетел, а потом открываю глаза, вижу — трава, грязь…
— У него потеря памяти, — вмешался мальчик, получивший по лбу железякой. — У меня тоже, но только на несколько минут.
— И у меня, — добавил парень с аллергией на фаст-фуд. — При сотрясении так и должно быть.
«Ага! — обрадовался Лешка. — А я всё помню! Это неспроста!»
Впрочем, это тоже ничего не доказывало…
Глава 4
Ники приходит домой и подбирает песню
После репетиций Ники всегда возвращалась домой в двенадцатом часу, хотя никто не заставлял ее сидеть на Леннаучфильме так долго. Но Ники не любила торчать по вечерам дома. Ей там было скучно. Мама приходила с работы поздно и, едва поужинав, раскладывала на кухонном столе свои бумаги и снова погружалась в цифры какого-нибудь квартального отчета (она работала помощником бухгалтера — самая унылая и запарная работа). Ники не видела смысла в том, чтобы так вкалывать, поскольку денег все равно постоянно не хватало. Уж лучше бы мама пришла к начальству, которое, по мнению Ники, на ней откровенно наживалось, и стукнула бы там кулаком по столу. Но мама, к сожалению, была слишком мягкой, робкой и уступчивой, как раз из тех людей, на ком удобно ездить и приятно пахать. Так что финансовое благополучие в ближайшие годы их семье не грозило.
Поедая купленное у метро мороженое, Ники брела по пустынному Ланскому проспекту в сторону дома. У парадной родной хрущевки ее ожидал сюрприз. Под фонарем, лучась и испуская блики, красовался зализанный черный джип с серебряным логотипом «INFINITY» на решетке радиатора. Среди ржавых «Жигулей» и древних иномарок он выглядел роскошно до неприличия. Ники окинула джип неприязненным взглядом и прошипела:
— Опять притащился!
При виде безупречно чистого бока «инфинити» ей вдруг ужасно захотелось взять какой-нибудь гвоздик и выцарапать на нем слово из трех букв. Или, на худой конец, зафигачить камнем в стекло. Но Ники, конечно же, не стала этого делать. Потому что была уверена — Толик все равно узнает, кто это сделал. Толик почти читал мысли и с легкостью распознавал любое вранье.
Толик, вернее Тиль Крюгер, был велик и крут. Он занимался каким-то бизнесом — Ники было не очень-то интересно, каким, — и являлся маминым начальством. В последний год Толик завел себе отвратительную, с точки зрения Ники, привычку — периодически наезжать к ним домой. Обычно ненадолго — забирал или привозил какие-нибудь бумаги. Мама при его появлении начинала метаться, лебезить и угощать его чаем. Толик выхлебывал чай, решал вопросы и укатывал восвояси. Ники относилась к Толику с подозрением и неприязнью. Особенно последнее время, с тех пор как ей начало казаться, что он к ним зачастил.
Ники поднялась по вонючей лестнице, открыла дверь своим ключом, проскользнула в крошечную прихожую в виде буквы «Г» — и едва не наступила на сияющие черные ботинки сорок пятого размера. Три четверти вешалки занимало кашемировое пальто, источающее слабый запах дорогого одеколона. Ники пришлось пристроить куртку на тумбе под зеркалом. Толик вообще занимал как-то много места, особенно в их малогабаритной квартире. С кухни доносились голоса. Ники скинула ботинки, прошла в носках до кухни и заглянула внутрь.
— Приветик, — небрежно поздоровалась она. — А вот и я!
— Где тебя черти носят? — вместо приветствия напустилась на нее мама. — Первый час!
— Не первый, а одиннадцать с небольшим, — возразила Ники, быстро изучая диспозицию на кухне. Толик восседал на «своем» стуле за кухонным столом, уткнувшись мясистым носом в какую-то таблицу. Перед ним стояла нетронутая чашка чаю и ваза с печеньем. Ники машинально отметила «гостевую» бумажную скатерть, папку с бумагами перед Толиком и тяжелый взгляд, которым он ее наградил. На приветствие Ники он ответил кивком, напоминающим движение, которым отгоняют муху. По его угрюмой роже было ясно, как он рад ее видеть.