– Гитара сломалась, – сквозь всхлипывания выговорила Ники.
Толик промычал что-то невнятное. Несколько минут они ехали в тишине.
– Куда мы едем? – спросила Ники.
– Домой.
– Ко мне?
– Ну не ко мне же!
Толик определенно был зол. Впрочем, неудивительно. Ники подумала, что надо бы поблагодарить его за спасение, но никакой благодарности почему-то не ощущала. Вместо «спасибо» она, всхлипнув, спросила:
– Кто это был?
– Какой-нибудь псих, – буркнул Толик. – Наверно, бывший контрактник. Они там все с ума сходят и на гражданке все никак воевать не перестанут…
– У нас в школе висит объявление, что в районе объявился педофил. Думаете, это он?
– Однозначно, – кивнул Толик. – Повезло тебе, что я ехал мимо.
– Вы его убили?
– Убил, как же, – хмыкнул Толик. – Так, морду слегка начистил.
– Может, надо было милицию вызвать?
– Бесполезно. Они его все равно не найдут. А тебя по допросам затаскают.
– Зачем же вы его отпустили?
– А я что, нанимался его ловить?
– Но это же маньяк, – встревожилась Ники. – Он же вернется!
Толик, не сбавляя скорости, обернулся к девочке.
– Непременно вернется, – язвительно сказал он. – Подкараулит в парадной и прирежет.
Ники побледнела. Толик захохотал, как будто сказал что-то очень смешное.
– Знаешь, почему он напал именно на тебя?
Небольшие холодные глаза Толика были устремлены прямо в лицо Ники.
– Педофил выбирает самых слабых. Тех, кто не может дать ему отпор. Он сам трус, поэтому ищет тех, кто еще трусливее его.
– Я не трусиха! – возразила Ники.
– Разве?
Впереди вспыхнул красный светофор, и Толик перенес внимание на дорогу.
– Ты действительно считаешь себя смелой? —. продолжал он, сворачивая с Ланского в «карман». – Ты способна постоять за себя, если на тебя нападают? Что-то я не замечал…
Ники вдруг вспомнился сегодняшний эпизод с Вовиком и его компанией. «Они надо мной издевались, а я просто убежала, – подумала Ники и почувствовала, что ее щеки покраснели от стыда. – И все время так! Меня обижают – я молчу и терплю… Неужели я действительно трусиха?»
– А что я могу сделать, когда все против меня? – тихо спросила она.
– Вероника, это закон природы: мучают тех, кто не может защищаться. То есть самых слабых и беззащитных. Человеческое общество живет именно по таким законам.
– Я что, самая слабая?
– Ну раз тебя, говоришь, все пинают, значит, да.
– Но я не делала никому ничего плохого!
– Для того чтобы мучить слабых, повод не нужен. Это нормальный инстинкт. Если у человека есть возможность сделать гадость ближнему безнаказанно, он ее непременно сделает… Люди вообще устроены довольно гнусно.
– Это же неправда! – воскликнула Ники. Толик мерзко усмехнулся.
В глубине души что-то говорило ей, что Толик прав.
«Значит, я просто слабачка и трусиха!» – потрясенно подумала она.
Ники было очень стыдно. Она с ненавистью посмотрела в подбритый затылок Толика, как будто это лично он был виноват в несправедливом и жестоком устройстве мира.
«Теперь все будет по-другому, – с ожесточением подумала она. – Я не позволю никому меня мучить. Если Вовик снова начнет издеваться и колоть меня карандашом, я ему… сломаю нос. Больше никто не посмеет обижать меня».
Высадив Ники у парадной, Тиль вырулил на Ланской и поехал в обратном направлении. Возле остановки девяносто восьмого автобуса он остановил машину. Через минуту дверь открылась, и на переднее сиденье плюхнулся человек в камуфляжной куртке.
– Хоть бы снег отряхнул, – проворчал Тиль. – Натащили грязи в салон…
Человек в камуфляже откинулся на спинку сиденья.
– Ну ты и гад все-таки, – весело сказал он. – Шутник, блин! Если бы ты сломал мне нож, ух что бы я с тобой сделал!
– Не все же тебе одному развлекаться, – буркнул Тиль, трогаясь с места. – Ну, прошла она проверку?
«Омоновец» кивнул.
– По-моему, самая обычная девчонка. Перепугалась, как курица. Даже убежать не попыталась. Она сама-то хоть знает, кто ее мать?
– Ничего она не знает, – уверенно сказал Тиль. – А вдова ей специально не говорит. Потому что понимает: сболтни она хоть слово лишнее – и больше дочку не увидит.
– А если она притворяется, а сама тем временем…
– В этом и был замысел проверки. Когда под угрозой жизнь, тут, знаешь ли, не до лицемерия.
Тиль вывел машину к Черной речке и поехал в сторону центра. «Омоновец» расстегнул куртку – в салоне было жарко – и включил погромче музыку. Играла какая-то классика, грозная, свирепая и веселая. «Омоновец» послушал, вздохнул и убавил звук.
– Уж слишком быстро ты появился, – недовольно сказал он. – Все развлечение испортил. Я только-только вошел во вкус…
– Этого-то мы и боялись, – усмехнулся Тиль. – Что ты войдешь во вкус. Шеф велел мне выждать не более десяти минут. Прикинул, что за это время ты не успеешь ее прирезать.
– Да он настоящий психолог! – уныло сказал «омоновец».
Оба засмеялись.
– Слушай, а вот скажи… просто интересно, – заговорил Тиль, глядя перед собой на дорогу. – Если бы я не появился, ты бы ее убил?
– Не знаю, как уж дело бы пошло. Почему бы и нет? Не в первый раз.
– Ты это дело заканчивай. Шеф недоволен. Твои охотничьи развлечения нам уже дорого стали. Административный ресурс тоже не безграничен, – поучающим тоном сказал Тиль.
«Омоновец» презрительно усмехнулся и, красуясь, выпустил и втянул черные клинки.
– Кстати, я не понял, почему ее нельзя убивать. Если она так тревожит шефа, давно бы уж…
– Не знаю. Приказ есть приказ. Он сказал – нельзя допустить, чтобы она умерла. Если она погибнет, немедленно отправитесь вслед за ней. Оба, – со значением добавил он.
Человек в камуфляже беспечно пожал плечами.
– А то я там не бывал. Напугали черта преисподней.
– А я туда не тороплюсь, – резко ответил Тиль.
– Боишься смерти?
– Не смерти, – сквозь зубы ответил Тиль, сбавляя скорость. – Возмездия.
Он крутанул руль влево, игнорируя сплошную разметку. Машина свернула с Каменноостровского на набережную Карповки и вскоре остановилась напротив роскошного дома в стиле модерн.
– Приехали, – сказал Тиль.
Глава 7
Урок истории
Закончились каникулы и, вместе с ними, Лешкин вынужденный отдых. Так вышло, что первый учебный день пришелся на пятницу. Ни то ни се – некоторые вообще в школу не пошли, и им потом за это ничего не было. А Лешка решил пойти, потому что ему страшно надоело сидеть дома.
Гимназия, которую посещал Лешка, была одной из лучших в районе. В свое время родители потратили немало усилий и средств, чтобы его туда запихать, но дело того стоило. В гимназии училась только элита. Когда-то это была обычная районная школа, но после того, как ее полностью перестроили» она превратилась в помпезное здание, больше похожее на бизнес-центр или банк, как будто напоминая ученикам о тех местах, где им предстояло трудиться в будущем. Обязательная школьная форма тоже напоминала покроем деловой костюм. Перед школой располагалась собственная парковка, прямо как в американских фильмах; здание было окружено изящной кованой решеткой, перед входом на посетителей смотрели видеокамеры, а внутрь пускали только по пропускам.
Народу набралось едва полкласса, поскольку многие на каникулы куда-нибудь уезжали и еще не вернулись, да и у остальных настроения учиться пока не появилось. Лешке обрадовались; на первых уроках он только и делал, что рассказывал приятелям о том, как попал под машину (без мистики, разумеется). А к последнему уроку почувствовал, что притомился. Впрочем, урок был не самый важный – отечественная история. Лешка лег грудью на парту, положил голову на руки и уставился сонным взглядом в окно. В голове у него что-то шумело, из-за чего слова учителя долетали как бы издалека.
Учителя истории звали Иван Данилович. Большинство учителей средних и старших классов гимназии принадлежали к мужскому полу, чем особенно гордилась директриса. Иван Данилович был сухощавый блондин лет сорока со спокойными голубыми глазами, нарочито тихим голосом и манерами джентльмена. Лауреат всевозможных педагогических конкурсов, он принципиально не пользовался учебниками и работал по собственной авторской программе. Уроки, как в каком-нибудь институте, проводил в виде лекций и дискуссий. Ко всем ученикам, даже шестиклассникам, Иван Данилович обращался на «вы». Лешка долго не мог к этому привыкнуть, и многие другие ученики тоже. Поначалу они даже проверили историка на прочность, считая его неизменную вежливость признаком трусости и мягкотелости. Историк, однако, проверку прошел. В отличие от многих других учителей, которые, видя перед собой детей известных в городе родителей, начинали вести себя как обслуживающий персонал, лебезить и прогибаться. Такие учителя в гимназии не задерживались.