Додик театрально, всем корпусом поворачивается к своей жене.
— Клар, ты такое видела? Им специальное приглашение требуется!
— Почему специальное? — слабо возражаю я. — Самое обычное приглашение: мол, в такой-то день, в такое-то время. И мы придём.
Додик склоняет голову и крутит ею, как человек, который отчаялся кому-то объяснить простую истину.
— Старик, — назидательно говорит он, — сколько лет мы с тобой знакомы? Много, правда? Можно сказать — с незапамятных времён. Разве мы чужие друг другу? Не чужие, правда? Мы с тобой друзья до гроба. А ты ещё какое-то приглашение требуешь. Приходите в любое время!
— Да, — подхватывает Клара. — В любое время!
— И никакого приглашения не надо! — кричит Додик.
— Никакого приглашения! — кричит Клара
Меня начинает утомлять это агрессивное гостеприимство. Я говорю:
— Ну хорошо, спасибо за приглаше… То есть, спасибо, что позвали. Мы придём без приглашения.
— Замечательно, — с облечением говорит Додик.
— Замечательно, — говорит Клара.
— Когда придёте? — говорит Додик.
— Послезавтра.
— В котором часу?
— В шесть двадцать пять, — говорю я.
Додик достаёт из кармана записную книжку, долго листает её и, наконец, говорит со вздохом:
— Послезавтра не получится. У Рабиновича день рождения.
— Подожди-ка. По-моему, Рабинович живёт в Израиле.
— Именно. Я должен ему позвонить.
— Когда у нас шесть часов, в Израиле уже ночь.
— Ты не знаешь Рабиновича, — говорит Додик. — Я звоню ему, когда у нас день, а разговаривать мы кончаем, когда у них утро.
— Ну хорошо, тогда мы придём в субботу.
— Клар, что у нас в субботу?
— День рождения у невестки моего брата, — говорит Клара.
— Хорошо, тогда в следующую субботу.
— Ну, чего пристал? — раздражённо говорит Додик. — Так далеко я не могу загадывать. Позвони ближе к делу.
Мне передаётся его раздражение с усиленной мощностью. Я говорю:
— Знаешь что, пошёл-ка ты на…
— Хулиган! — визжит Клара, не давая мне закончить простую фразу. — Додик, ты слышал, куда он тебя послал?
Додик покрывается красными пятнами и его начинает трясти.
— Скотина! — кричит он. — Негодяй! Я тебя вообще — в гробу видал! Понял? В белых тапочках!
Я тоже перехожу на фортиссимо.
— Сам ты скотина! — кричу я. — Только что говорил, что мы друзья до гроба, а теперь — в гробу видал! Разберись сначала со своими гробами!
— Нет, вы только посмотрите на него! — визжит Клара, явно имея в виду меня. — Как с Вовкиной Нинкой шуры-муры крутить, он тут, как тут! А как к друзьям в гости придти — так его нету!
Я в ужасе смотрю на свою жену, а она на меня. Она бледнеет. Она говорит сдавленно:
— Это правда?
— Она врёт! — кричу я, срываясь на фальцет. — Сама она блядь!
На это Клара не обижается. Она настолько нехороша собой, что моё скромное оскорбление ей даже льстит. Но Додик не может этого вынести.
— Сволочь! — орёт он. — Свинья неблагодарная!
— Кто свинья — я свинья?! — кричу я. — Сам жрёт мой стейк, и я же ещё и свинья! Ты знаешь, сколько я заплатил за этот стейк!
— Подавись ты своим стейком! — кричит Додик. — Клара отдай ему деньги за его вонючий стейк, и мы немедленно уходим!
Клара делает вид, что роется в сумочке.
— Всё! — кричит Додик. — Допиваем кофе и немедленно уходим!
— А торт? — говорит Клара, всхлипывая.
— Допиваем кофе, доедаем торт и немедленно уходим! — кричит Додик, не снижая уровня звука. Ноги нашей здесь больше не будет!
— Ну и валите! — кричу я, стараясь перекричать Додика. — Нужна мне ваша нога!
Через несколько минут мы с женой остаёмся одни, в тишине и беспорядке. Она начинает плакать. Она плачет до следующего дня с перерывами на завтрак и обед. К вечеру она говорит:
— Ты должен им позвонить.
Я вздыхаю и послушно иду к телефону. Я набираю знакомый номер и слышу знакомый голос.
— Привет, Дод! — говорю я. — Ты всё ещё на меня сердишься?
— Ну что ты, старик! — говорит Дод. — Ты извини, я сам немного того… погорячился. Кстати, в эту пятницу мы будем в Нью-Джерси. Вы будете дома а пятницу вечером?
— Конечно, — говорю я. — В котором часу вы зайдёте?