— Нет, я здоров.
Я ничего не сказал, учительнице про Романа Полканыча.
А когда меня вызвали к доске, я вдруг забыл таблицу умножения и не смог решить простую задачку. Вообще в тот день я нигде не находил себе места.
А потом, когда я пришёл домой, бабушка совсем доняла меня. Она сказала:
— Не вернётся теперь наш Полканыч.
Я рассердился и даже не стал есть горячие жареные пирожки. Я очень скучал о своём друге.
— Не горюй, Грибок, — говорила потом бабушка, — Ромчик любит тебя, и помнит тебя. Мне кажется, что он сейчас где-нибудь в конуре строит планы, как бы снова улизнуть домой.
— Ах, как это было бы хорошо! — вздохнул я.
Мама тоже хотела видеть Ромчика, и только папа очень сердился на него.
Но Ромчик не посчитался с папой и через три дня опять появился в нашем доме, с обрывком верёвки на шее.
Жалобно скуля, Роман Полканыч покорно валялся у наших ног, словно просил прощения за свои старые проделки.
— Пусть живёт твой Роман Полканыч, — смеялся папа, — пусть живёт у нас. Мы отдаем его в дальние края, а он всё-таки находят путь к дому и возвращается обратно.
— Спасибо, папа, — воскликнул я и со всех ног кинулся на улицу. За мной, смешно косолапя, с радостным лаем бежал Роман Полканыч.
Мне показалось, что теперь Ромчик особенно меня полюбил: он не отставал от меня ни на шаг. Я на реку, и он на реку, я к товарищам, и он со мной! Мне даже казалось, что Роман Полканыч лаял: «Рад, рад, рад».
Однажды вечером, возвратившись с работы, папа сообщил новость:
— Ну, друзья мои, скоро, в путь-дороженьку!
— Куда? — в один голос спросили мама, бабушка и, конечно, я.
— Километров за двести, в город Оханск, что на берегу Камы стоит. Мне поручили большую работу — руководить отправкой леса для новостроек.
Я, конечно, обрадовался. Очень уж хотелось поплавать на плоту, поудить на Каме рыбу. Ведь у нас река мелкая, да и рыбы мало. А я и удить люблю и уху есть тоже. Особенно из котелка на берегу.
Но больше всего мне хотелось познакомиться с людьми которые на плотах работают. Сплавщики-то, наверняка, на всех реках побывали и всё знают. Вот хорошо бы с ними поплавать по Каме, по Волге, города посмотреть… Не сидеть же мне всю жизнь с бабушкой да её сказки про Жар-птицу и серого волка слушать. И школа в Оханске, наверное, не то, что у нас, — большая, каменная, да и ребят больше. Там у меня много новых друзей будет. Здесь у меня, конечно, тоже есть друзья, но очень уж я обижаюсь на Пашку Щукина, мы с ним не сошлись характерами.
С того дня, как папа сказал, что мы уезжаем в Оханск, я сидел как на иголках, всё бегал из угла в угол: даже на улицу к ребятам выходить не хотелось.
Целые две недели прошло, а мы всё ещё не ехали. И я даже перестал верить, что мы поедем. Но вот папа сказал:
— Складывайте багаж, послезавтра едем.
— А Ромчик? — полюбопытствовал я.
— А с Ромчиком, Грибок, придётся расстаться: в такую даль с собой собак не берут. Мы его подарим нашему соседу Петру Петровичу. Хорошо?
— Хорошо, — храбро заявил я, но, забравшись на печку, заплакал.
Ночью я спал очень плохо. Жалко, оставлять здесь Ромчика одного.
Утром нашей квартиры было не узнать: стены голые, печальные, а на полу ящики, зашитые в половики и рогожи, пузатые узлы. Мама и бабушка укладывают в корзину продукты на дорогу, завязывают чемоданы.
А Ромчик весело прыгает по комнате и виляет хвостиком. Кажется, хочет крикнуть: «Едем! Едем! Вот хорошо-то!»
А бабушка сердитая такая, на Ромчика не глядит, а только ворчит:
— Вот привязался пёс-непоседа, путается тут под ногами… А я ведь вижу: жалко ей Ромчлка, она у меня хоть и ворчит, а добрая и ласковая.
Я с грустью смотрел, как играли Ромчик и Пуська. Роман Полканыч рычал и делал вид, что хочет разорвать Пуську на мелкие кусочки, а Пуська, подняв шёрстку на спинке, лениво отмахивалась белой лапкой. «Хорошо Пуське, — думал я, — она поедет на пароходе в город Оханск, а Ромчик останется здесь у бухгалтера Петра Петровича. Счастливая Пуська!».
Днём к нашему дому подъехала автомашина.
— Ну, грузиться начнём, — сказал папа, и работа закипела. Усатый шофёр в поношенном солдатском костюме помогал складывать багаж. Ромчик всё время крутился у машины и весело лаял. Папа сказал маме:
— Напомни Петру Петровичу, чтобы не забыл запереть собаку в своей комнате, пока мы не отчалим от берега. А то она от нас не отстанет. У пса такой уж характер, знаю я его!..
Мама кивнула головой, и папа с шофёром уселись в кабину. Машина тронулась, и за ней с тревожным лаем, задрав свой хвост, помчался Роман Полканыч. Вдруг он остановился и повернул голову в нашу сторону. «Ну, что же вы задерживаетесь?»— казалось, говорил его взгляд.