Ей помогли сойти на берег. Кроме нее и Батиста, капитана, в лодке были только немой матрос и почтальон. Мальчишка в фуражке с галуном хотел взять ее багаж, но она сказала:
— В «Ноев ковчег»!
Жинетта направилась к Мегрэ и вдруг смутилась, возможно, из-за мсье Пайка, с которым была не знакома.
— Мне сообщили, что вы здесь. Я подумала, может, вы захотите поговорить со мной. Бедный Марсель!..
Она не называла его Марселеном, как другие. Она не разыгрывала глубокого горя. Это была теперь зрелая женщина, упитанная и спокойная, с чуть заметной, немного разочарованной улыбкой.
— Вы тоже остановились в «Ковчеге»?
Леша взял ее чемодан. Она, по-видимому, знала остров и шла уверенно, неторопливо, как женщина, страдающая одышкой или не привыкшая к свежему воздуху.
— В газете утверждают, что он был убит потому, что говорил о вас. Вы этому верите?
Время от времени она с любопытством и тревогой поглядывала на мсье Пайка.
— Можете говорить при нем. Это мой приятель, коллега из Англии, он приехал провести со мной несколько дней.
Она с очень светским видом слегка поклонилась человеку из Скотланд-Ярда и вздохнула, взглянув на пополневшую талию комиссара:
— А я изменилась, не правда ли?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПОМОЛВКА ЖИНЕТТЫ
Забавно было видеть, как она вдруг застыдилась и оправила юбку, потому что лестница была крутая, а Мегрэ поднимался вслед за ней.
Она вошла в «Ковчег», как к себе домой, и спросила самым естественным тоном:
— Найдется для меня комната, Поль?
— Придется тебе занять маленькую, возле ванной.
Потом она повернулась к Мегрэ:
— Вы не хотите подняться на минутку, мсье комиссар?
Эти слова прозвучали бы двусмысленно в том доме, которым она управляла в Ницце, но здесь в них не было ничего особенного. Однако же она неправильно поняла колебания Мегрэ, который из-за какого-то кокетства продолжал вести следствие, ничего не скрывая от мсье Пайка. На мгновение на губах ее появилась почти профессиональная улыбка.
— Я ведь не опасна, вы знаете.
Странная вещь, инспектор Скотланд-Ярда заговорил по-английски, может быть, из деликатности. Он сказал французскому коллеге только одно слово:
— Пожалуйста...
Кроме кровати, можно было сесть на стул с соломенным сиденьем — это была маленькая комната, полутемная, со слуховым окном. Жинетта сняла шляпу, со вздохом облегчения опустилась на край кровати и тут же, сбросив туфли на очень высоких каблуках, растерла болевшие пальцы ног.
— Вам неприятно, что я попросила вас подняться? Внизу разговаривать невозможно, а идти куда-нибудь у меня не было сил. Посмотрите на мои щиколотки, как они распухли. Можете закурить трубку, мсье комиссар. — Ей было не по себе. Чувствовалось, что она говорит для того, чтобы выиграть время. — Вы очень на меня сердитесь?
Хотя Мегрэ и понял, что она имеет в виду, он, тоже желая выиграть время, ответил:
— За что?
— Я очень хорошо знаю, что вы были разочарованы. А все же я не так уж тут виновата. Благодаря вам я провела в санатории самые счастливые годы своей жизни. Мне ни о чем не надо было заботиться. Там был врач, который немного напоминал вас: он очень хорошо ко мне относился. Приносил книги. Я целые дни читала. До того, как я попала туда, я была совсем необразованная. И когда я чего-нибудь не понимала, он объяснял. У вас нет сигареты? Ну, ничего. К тому же мне лучше не курить.
Я пробыла в санатории пять лет, и мне уже стало казаться, что я проведу там всю жизнь. Мне там понравилось. В противоположность другим, мне не хотелось уходить оттуда. Когда мне объявили, что я выздоровела и могу уходить, клянусь вам, я скорее испугалась, чем обрадовалась. Оттуда, где мы жили, видна была долина, почти всегда скрытая легкой дымкой, а порой и густыми облаками, и я боялась спускаться туда. Я хотела бы остаться в качестве сиделки, но у меня не было необходимых для этого знаний, а чтобы мыть полы или помогать на кухне, не хватало сил.
Что бы я стала делать там, внизу? Я привыкла есть три раза в день. И знала, что у Жюстины мне это будет обеспечено.
— Почему вы приехали сегодня? — спросил Мегрэ довольно холодным тоном.
— Разве я вам сейчас не сказала? Сначала я поехала в Йер. Я не хотела бы, чтобы на похоронах бедного Марселя никто не шел за его гробом.
— Вы все еще любили его?
Она немного смутилась.