Может быть, накануне вечером и тот и другой перебрали больше, чем думали? Во всяком случае, это казалось весьма неожиданным.
Они все еще были втроем — Мегрэ, мсье Пайк и Жожо — в кухне, дверь которой оставалась открытой.
Мегрэ допивал кофе, а мсье Пайк в купальном костюме стоял, закрывая ему свет, в то время как Жожо пыталась отыскать в буфете бекон для англичанина. Было без трех минут восемь, когда Мегрэ, глядя на часы, произнес самым невнятным голосом:
— Интересно, протрезвел ли Леша после своих вчерашних рюмочек?
Жожо вздрогнула, но не обернулась. Что до мсье Пайка, то, даже несмотря на хорошее воспитание, и он не мог скрыть удивление. Однако инспектор произнес совсем просто:
— Я только что видел, как он усаживался на «Баклане»; видимо, лодка дожидается Жинетту.
Мегрэ как бы забыл о похоронах Марселена. Хуже того, он вдруг вспомнил, что накануне долго и даже слишком настойчиво говорил о них с инспектором. Присутствовал ли при их разговоре мсье Пайк? Этого он сказать не мог, но хорошо помнил, что сам в это время сидел на банкетке.
«Ты поедешь вместе с ней, дружок, — втолковывал он Леша. — Понял? Правда, я не уверен, что это что-нибудь даст. Но вдруг зрелище это вызовет у нее какую-нибудь реакцию? Или кто-нибудь попытается под шумок поговорить с ней? А быть может, увидишь знакомое лицо и это тебе что-то подскажет? Нужно всегда ходить на похороны. Это мой старый принцип, который часто себя оправдывал. Только гляди в оба».
Мегрэ даже вспомнил, что, обращаясь к Леша, все время называл инспектора на «ты», вспомнил также, что рассказал ему несколько историй с похоронами, которые навели его на след преступника.
Теперь ему было ясно, почему Жинетта производила столько шума у себя в комнате. Он слышал, как она открыла дверь и крикнула сверху:
— Принеси-ка мне чашку кофе, Жожо, да побыстрей. Сколько у меня еще осталось времени?
— Три минуты, мадам.
И как раз в этот момент рев сирены на «Баклане» оповестил, что катер вот-вот отойдет.
— Я схожу на причал, — объявил комиссар.
Времени, чтобы подняться наверх, не оставалось, а потому Мегрэ вышел на улицу, как был — в комнатных туфлях и без воротничка. Но не один он был в таком виде. Возле катера собрались группы людей, все те же, что были здесь и накануне, когда Мегрэ впервые ступил ногой на поркерольский берег. Видимо, они присутствовали при всех приездах и отъездах. Прежде чем начать день, они приходили поглазеть, как «Баклан» покинет порт, а затем, еще до того как привести себя в порядок, выпивали глоток белого вина у Поля или в других барах.
Зубной врач, менее сдержанный, чем мсье Пайк, упорно смотрел на комнатные туфли Мегрэ, на его небрежный вид, и улыбка удовлетворения на его лице недвусмысленно означала: «Я вас предупреждал! Вот видите, уже начинается!» Очевидно, он имел в виду поркеролит, которым сам был заражен до мозга костей. Но он удовольствовался лишь тем, что громко спросил:
— Ну как, хорошо спали?
Леша, уже сидевший на катере, стремительный, нетерпеливый, снова спустился, чтобы поговорить с комиссаром.
— Я не хотел вас будить. Почему она не идет? Батист говорит, что, если она сейчас не явится, то они уйдут без нее.
На катере толпились и другие люди, собравшиеся на похороны Марселена: разряженные по-праздничному рыбаки, каменщик, торговка табаком. Шарло поблизости не было, хотя Мегрэ только что видел его на площади. На «Северной звезде» не замечалось никаких признаков жизни. В ту минуту, когда немой уже собирался отдать швартовы, появилась запыхавшаяся, вся благоухающая Жинетта в шуршащем черном шелковом платье и черной шляпе с вуалью. Ее втащили на борт так ловко, словно исполняли цирковой номер, и, только усевшись, Жинетта увидела стоявшего на причале комиссара и слегка кивнула ему.
Море было такое гладкое, такое светлое, что тот, кто долго на него глядел, потом не сразу мог различать контуры предметов. «Баклан» оставлял за собой серебристую кривую линию. Провожавшие, по привычке и следуя традиции, постояли минуту, посмотрели вслед катеру, затем медленно направились к площади. Какой-то рыбак, только что насадивший на свой гарпун осьминога, пытался его снять, а щупальца животного обвивали его татуированную руку.
Поль, свежий как огурчик, уже стоял за стойкой «Ковчега» и наливал клиентам белое вино. Мсье Пайк, успевший одеться, сидел за столиком и ел яичницу с беконом. Мегрэ выпил стаканчик и поднялся к себе. Немного погодя, когда он стоял со спущенными подтяжками у окна и брился, кто-то постучал в дверь.