На «Аквитании» в миниатюре представлена иерархическая социальная пирамида, характерная для Франции того времени и повторенная в ее бывших владениях в Африке. Фундамент этой пирамиды на корабле — трюмы и нижняя палуба. Они забиты истощенными, умирающими от цинги, лихорадки, адских условий труда в Африке людьми, которых теперь, ввиду их полной непригодности, отправляют на родину. Над множеством безымянных жертв колониальной эксплуатации во втором классе размещаются бедняки европейцы, тех, кто уехал, прельщенный рекламой, обещающей прибыльные плантации и хорошо оплачиваемые посты в администрации и полиции. Радужный мираж по прибытии в колонии скоро рассеивается. Многие, как Жак Гюре, возвращаются во Францию с пустым кошельком и разрушенным здоровьем.
С молодыми людьми, близкими ему по духовному складу, близкими ему по духовному складу, мы встречаемся во многих романах Сименона (Ле-Кленш в «Кабачке ньюфаундлендцев», Жозеф Тимар в «Лунном ударе» и другие). Как правило, они принадлежат по происхождению к le petites gens — мелкому люду. Молодые, выросшие в этой среде, растрачивают много физических и душевных сил в поисках работы, в ежедневном сопротивлении бедности и болезненно, как Жак Гюре, реагируют на оскорбления, которым их подвергают власть имуществу.
На борту «Аквитании» Гюре впервые оказывается среди тех, кто заправляет в колониях. Сименон создает колоритные саркастические портреты тамошней «аристократии» и богатых туристов, путешествующих ради собственного удовольствия, а над ними на самую вершину пирамиды водружает плантатора Лашо — образ, концентрирующий все самое чудовищное и отвратительное, что породил колониализм. Он приобретает почти символическое значение. Напоминающий огромную жабу, опухший, с желтой кожей и мешками под глазами, плантатор источен болезнями, пьянством и развратом. Лашо прогнил изнутри, как тот колониальный строй, который он олицетворяет. Всем известно, что он разбогател на хищениях, зверском уничтожении сотен туземцев, и тем не менее перед ним трепещут представители местных и французских властей.
Лашо безнаказанно на глазах богатых бездельников издевается над Гюре. Доведенный до исступления тщедушный Гюре в лицо называет всемогущего плантатора вором, спекулянтом и убийцей. Набросившись на него с кулаками, он валит на пол эту слоноподобную тушу. Но это единственная вспышка протеста, на которую Гюре способен. По возвращении во Францию он покорно прозябает в должности помощника счетовода в одной из захолустных контор социального страхования. Как говорит доктор Донадьё, Гюре был рожден, чтобы быть проглоченным, как Лашо рожден, чтобы заглатывать других. Доктор Донадьё, чем-то напоминающий Мегрэ, — единственный, кто пытается помочь тем, кто внизу, но с горечью в большинстве случаев убеждается в обреченности своих попыток.
«45° в тени» — подробная хроника всего, что совершилось на «Аквитании» за время перехода из Матади в Бордо. Для многих пассажиров ничего сенсационного не произошло, никаких драм не было. Иное впечатление возникает после прочтения романа. Сименон заставляет думать о социальной опасности явлений, которые, при поверхностном подходе к ним, могут показаться случайными и незначительными. Повседневность и повторяемость этих явлений порой способствует тому, что люди, привыкая к ним, не замечают их трагизма и не представляют себе, к каким тяжким социальным последствиям они приводят. Сименон обнажает то, что скрывается под расплывчатым понятием «людские издержки», которые, по утверждению колонизаторов и их апологетов, будто бы неизбежны, когда отсталые страны приобщаются к цивилизации.
«Человек Перестав писать романы и уйдя на покой, Сименон остается нашим активным современником, «адвокатом человеческих судеб», как справедливо его называют. Он продолжает защищать ценность и неприкосновенность жизни обыкновенного человека, неповторимость его как личности. Сименон страстно выступает против получивших распространений теорий о якобы неизбежности и необходимости «людских издержек» во имя осуществления самых высоких идей. «Человек значит больше, чем мы привыкли считать, думая о ближних и о самих себе. Вот единственное, чему меня, равно как и любого другого, научила жизнь... В моих романах я сделал все от меня зависящее, чтобы человек понял самого себя и был понят окружающими», — неоднократно повторял Сименон. Последние выступления в печати и интервью писателя подтверждают, что и в наши дни он верен поставленной им цели.