Управляющий гостиницей даже ошибся, подойдя во время десерта к столу и спросив:
— Приготовить комнату для этого господина?
Он смотрел на Ле Кленша: почуял жениха и, конечно, принял супругов Мегрэ за родителей девушки.
Два-три раза радист, как и во время очной ставки, быстрым, но очень слабым, очень усталым движением провел рукой по лбу.
— Что будем делать?
Все четверо стояли на террасе. Столовая опустела.
— Может быть, посидим немного? — предложила г-жа Мегрэ.
Их шезлонги были тут же, на гальке пляжа. Супруги Мегрэ уселись. Молодые люди с минуту смущенно стояли перед ними.
— Мы немного пройдемся? — осмелилась наконец Мари Леоннек, слегка улыбнувшись г-же Мегрэ.
Комиссар раскурил трубку и, оставшись наедине с женой, буркнул:
— На этот раз у меня вид форменного тестя.
— Они не знают, что делать. Они в неловком положении, — заметила его жена, провожая их глазами. — Посмотри на них. Они смущены. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, у Мари характер сильнее, чем у жениха.
Во всяком случае, жалко было смотреть на его тщедушную фигуру, когда он шел, словно нехотя, не обращая внимания на спутницу и, как казалось издали, не произнося ни слова.
Чувствовалось, однако, что она старается изо всех сил развлечь его, болтает и даже пытается выглядеть веселой.
По пляжу гуляли и другие, но только один Ле Кленш был не в белых брюках. В своем городском костюме он казался еще более печальным.
— Сколько ему лет? — поинтересовалась г-жа Мегрэ.
С полузакрытыми глазами, откинувшись в кресле, муж ответил:
— Девятнадцать. Мальчишка. Боюсь, попадется, как птичка в лапы кошке.
— Почему? Разве он виновен?
— Вероятно, убил не он. Нет! Готов дать руку на отсечение, но все-таки боюсь, что он пропал. Посмотри на него. И на нее.
— Полно тебе! Останься они на минутку одни, сразу же начнут целоваться.
— Возможно, — Мегрэ был настроен пессимистически. — Она лишь немного старше его. Очень его любит. Готова стать славной маленькой женщиной…
— Почему ты думаешь, что…
— Что этого не будет? У меня такое впечатление. Ты разглядывала когда-нибудь фотографии рано умерших людей? Меня всегда поражало, что в этих портретах, сделанных, впрочем, тогда, когда люди эти были совершенно здоровы, всегда есть что-то мрачное. Можно подумать, что у тех, кому суждено стать жертвами драмы, их судьба написана на лице.
— И тебе кажется, что этот мальчик?..
— Он грустен, он всегда был грустным. Родился бедняком. Он страдал от своей бедности. Работал изо всех сил, с таким остервенением, с каким мы, случается, плывем против течения. Ему удалось стать женихом прелестной девушки более высокого общественного положения, чем он. Так вот, я не верю, что из этого будет толк. Посмотри на них. Они борются. Они хотят быть оптимистами. Пытаются верить в свою судьбу.
Мегрэ говорил мягко, приглушенным голосом, следя глазами за двумя фигурами, выделявшимися на фоне сверкающего неба.
— Кто официально ведет следствие?
— Жирар, комиссар из Гавра, ты его не знаешь. Умный человек.
— Он думает, что Ле Кленш виновен?
— Нет. Во всяком случае, у него нет доказательств, нет даже никаких серьезных версий.
— Ну, а ты что думаешь?
Мегрэ повернулся, словно для того чтобы посмотреть на траулер, который скрывали дома.
— Я думаю, что это был трагический рейс, по крайней мере для двоих людей. Настолько трагический, что капитану Фаллю пришлось умереть, а радист не может теперь продолжать нормальную жизнь.
— Из-за женщины?
Не отвечая прямо на вопрос жены, Мегрэ продолжал:
— И все другие, даже непричастные к этой драме, вплоть до кочегаров, невольно были отмечены ею. Они вернулись озлобленные, встревоженные. Двое мужчин и одна женщина в течение трех месяцев переживали на корме трагедию. Несколько черных переборок, продырявленных иллюминаторами. И этого было достаточно, чтобы…
— Я редко видела, чтобы какое-нибудь дело производило на тебя такое впечатление. Ты говоришь о троих… Что они могли там делать в открытом море?
— Да, что они могли там делать? Нечто такое, чего было достаточно, чтобы убить капитана Фаллю. И чего до сих пор достаточно, чтобы сбить с толку этих двоих, которые, кажется, пытаются отыскать в прибрежной гальке остатки своей мечты.
Молодые люди приближались, опустив руки, не зная, должны ли они из вежливости присоединиться к супругам Мегрэ или из скромности удалиться.
За время прогулки Мари Леоннек совсем приуныла. Она бросила обескураженный взгляд на г-жу Мегрэ. Видно, все ее попытки, все порывы разбились о стену его отчаяния и инертности.