— Освободите зал! — взывал хозяин к клиентам. — Тише! Доктор просит вас не шуметь.
Мегрэ вошел и увидел, что врач стоит на коленях возле Ле Кленша. Г-жа Мегрэ удерживала обезумевшую девушку, которая рвалась к раненому.
— Полиция, — шепнул комиссар врачу.
— Не могли бы вы удалить дам? Его придется раздеть.
— Сейчас.
— Мне в помощь нужны двое. Надо бы вызвать «скорую».
Врач все еще был в купальном костюме.
— Рана серьезная?
— Ничего не могу сказать, пока не прозондирую. Вы понимаете, что…
Да, Мегрэ прекрасно понимал, глядя на страшное зрелище живого мяса, смешанного с клочьями одежды.
Столы были накрыты для обеда. Г-жа Мегрэ вышла, уведя с собой Мари. Какой-то молодой человек в светлых шерстяных брюках робко предложил:
— Если позволите, я помогу вам. Я ученик аптекаря.
Косой луч солнца, совершенно красный, ударил в окно, он был так ослепителен, что Мегрэ пошел задернуть штору.
— Приподнимите ему ноги.
Комиссар вспомнил, что сказал жене после полудня, лениво развалясь в качалке и следя глазами за нескладной фигурой, которая рядом с Мари Леоннек — она была пониже ростом и поживее — двигалась по пляжу: «Птичка, попавшая кошке в лапы».
Капитан Фаллю был убит, как только прибыл в порт. Пьер Ле Кленш неистово боролся, может быть, даже тогда, когда сидел с закрытыми глазами, положив одну руку на стол и держа другую в кармане, в то время как Адель говорила без умолку.
Глава 8
Пьяный матрос
Незадолго до полуночи Мегрэ вышел из больницы. Он подождал там, пока из операционной не вынесли носилки, на которых под белой простыней лежало что-то длинное.
Хирург мыл руки. Сестра убирала инструменты.
— Попробуем спасти, — ответил хирург комиссару. — Кишечник пробит в семи местах. Рана, можно сказать, паршивая. Еле привели все в порядок. — И он указал на ведра, полные крови, ваты, пропитанной дезинфицирующими средствами. — Здорово пришлось поработать, честное слово.
Персонал был в прекрасном настроении — врачи, сестры и сиделки. Им принесли раненого в тяжелейшем состоянии, грязного, с распоротым и обожженным животом, с обрывками одежды, прилипшими к мясу. Теперь на носилках уносили совершенно чистое тело. Живот был аккуратно зашит.
Дальше будет видно. Может быть, Ле Кленш придет в себя, а может, и нет. В больнице не пытались узнать, кто он такой.
— У него в самом деле есть шанс выкарабкаться?
— Почему бы нет? На войне мы и не такое видели.
Мегрэ немедленно позвонил в гостиницу «Взморье», чтобы успокоить Мари Леоннек. Теперь он уходил из больницы. Дверь бесшумно закрылась за ним — она была хорошо смазана. Вокруг ночь, пустынная улица, маленькие домики обывателей.
Не сделал комиссар и десяти шагов, как перед ним выросла фигура, отделившаяся от стены. При свете фонаря возникло лицо Адели, она в упор спросила:
— Он умер?
Адель, наверное, прождала здесь несколько часов. Лицо у нее осунулось, кольца волос на висках развились.
— Еще нет, — в тон ответил Мегрэ.
— Но умрет?
— Может быть, да, может быть, нет.
— Вы думаете, я сделала это нарочно?
— Я ничего не думаю.
— Это ведь неправда! — Комиссар продолжал шагать. Она шла за ним, и ей приходилось идти очень быстро.
— Сознайтесь, в сущности, он сам виноват.
Мегрэ сделал вид, что даже не слушает ее, но она упрямо продолжала:
— Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. На борту он уже чуть ли не говорил о том, что женится на мне. Ну а затем, на берегу… — Она не отступала. Казалось, ею владела повелительная потребность говорить. — Если вы думаете, что я пропащая девка, значит, вы меня не знаете. Но только бывают такие минуты… Послушайте, господин комиссар, вы должны все-таки сказать мне правду. Я знаю, что значит пуля. В особенности если выстрел в упор, в живот. Ему вскрыли брюшную полость? Да?
Чувствовалось, что она бывала в больницах, слышала разговоры врачей, знала людей, в которых не раз стреляли из револьвера.
— Операция удалась? Говорят, это зависит от того, что он ел, перед тем как его ранило…
Это был не мучительный страх. Это было ожесточенное упорство, которое не останавливалось ни перед чем.
— Вы не хотите мне отвечать? Однако же вы прекрасно поняли, почему я тогда так взбесилась. Гастон — подонок, и я никогда его не любила. А вот этот…
— Возможно, он будет жить, — отчеканил Мегрэ, глядя женщине в глаза. — Но если драма, происшедшая на «Океане», не разъяснится до конца, радости ему от жизни будет мало.