– Это ко мне? – спросил Мегрэ. Подняв голову, служанка сказала:
– Вот видите! Он же не спит. Она держала в руках письмо – конверт с черной каймой – и заявила, обращаясь к комиссару:
– Велено ждать ответа.
Ремонда поднялась наверх и передала комиссару письмо. Он едва успел натянуть брюки, а подтяжки еще болтались на бедрах. Было уже жарко, с реки поднимался прозрачный пар.
«Не могли бы Вы прийти ко мне как можно скорее? Желательно сразу же, вместе с моей горничной, которая проводит Вас ко мне в комнату, иначе Вам могут помешать подняться. Я знаю, что Вы должны всех их увидеть сегодня в полдень.
Бернадетта Аморель».
Он тут же пошел вместе с горничной – женщиной лет сорока, удивительно некрасивой, с глазами-пуговками, как и у ее хозяйки. За всю дорогу она не проронила ни слова и всем своим видом как бы хотела сказать: «Бесполезно пытаться что-нибудь из меня вытянуть. Мне запрещено говорить, и у вас ничего не выйдет».
Они миновали ограду, вошли в ворота и по аллее направились к внушительному дому Аморелей. В парке на деревьях щебетали птицы. Садовник толкал перед собой тачку с навозом. Дом оказался менее современным, чем у Эрнеста Малика, и менее роскошным, словно уже потускневшим от времени.
– Сюда, пожалуйста.
Они вошли не через большую дверь на парадном крыльце, а через маленькую в правом флигеле и поднялись по лестнице, стены которой были украшены гравюрами прошлого века. Не успели они дойти до площадки, как одна из дверей открылась и на пороге показалась г-жа Аморель, такая же прямая и решительная, как накануне.
– Не очень-то вы торопитесь, – заявила она.
– Мсье был еще не готов. Пришлось подождать, пока он оденется.
– Входите, комиссар. А я-то думала, что такие, как вы, встают рано.
Они вошли в ее комнату, очень большую, с тремя окнами. Кровать с резными колоннами была уже застелена, но на креслах, стульях и столах валялись в беспорядке разные вещи. Чувствовалось, что почти вся жизнь старой дамы проходит в этой комнате, что это ее личные владения, куда она не слишком охотно допускает других.
– Садитесь!.. Нет, нет, ненавижу разговаривать, если мой собеседник стоит. Можете курить свою трубку, если вам это необходимо. Мой муж с утра до вечера не выпускал трубки изо рта. От нее все же не так противно пахнет, как от сигары… Значит, вы уже успели пообедать с моим зятем?
Пожалуй, это было даже смешно. Она обращалась с ним как с мальчишкой. Но в это утро Мегрэ утратил чувство юмора.
– Да, я обедал у Эрнеста Малика, – буркнул он.
– Что же он вам говорил?
– Говорил, что вы выжили из ума и что его сын Жорж Анри почти такой же сумасшедший, как вы.
– И вы ему поверили?
– А потом, когда я возвращался в гостиницу, кто-то, считая, что я на своем веку выловил уже достаточно преступников, стрелял в меня… Полагаю, юноша был здесь?
– Какой юноша?.. Вы имеете в виду Жоржа Анри? Я не видела его весь вечер.
– Однако, по утверждению его отца, он вырвался и убежал к вам.
– Ну, если вы верите его словам как Евангелию…
– Значит, вы не знаете, куда мог деться ваш младший внук?
– Нет, но рада была бы узнать. Итак, что же вам удалось выяснить?
Он посмотрел на нее и, сам не зная почему, подумал, действительно ли ей так хочется, чтобы он что-нибудь выяснил.
– Это правда, что вы в приятельских отношениях с моим зятем Эрнестом?
– Мы учились с ним в одном классе в Муленском лицее, и он упорно продолжает мне «тыкать», как в те времена, когда нам было по двенадцать лет.
Мегрэ был не в настроении. Головная боль не проходила. Трубка противно пахла. Вдобавок он отправился сюда вместе с горничной, даже не выпив кофе, потому что в гостинице «Ангел» его еще не успели приготовить.
Мегрэ начинала раздражать эта семья, где все Друг за другом шпионили и никто, казалось, не говорил правду.
– Я боюсь за Жоржа Анри, – пробормотала старуха. – Он очень любил свою кузину. Возможно даже, между ними что-то было.
– Но ему же всего шестнадцать лет!
Она смерила его взглядом с ног до головы.
– А вы думаете, это помеха? Я никогда не была так влюблена, как в шестнадцать лет, и если бы совершила глупость, то именно в этом возрасте… Вы бы хорошо сделали, если бы нашли Жоржа Анри.
Он холодно спросил:
– А где вы посоветуете мне его искать?
– Ну, знаете, это уж ваша забота, а не моя. Меня только смущает, почему его отец уверял, будто он видел, как мальчик побежал ко мне. Ведь Малик прекрасно знает, что это не правда.
В голосе старухи слышалось неподдельное беспокойство. Она ходила взад и вперед по комнате и всякий раз, когда комиссар хотел встать, повторяла: