Мегрэ насторожился.
– Мы просим вас… хорошенько взвесить все «за» и «против», перед тем как…
Ах вот оно что! Не этот ли нерешительный толстяк стрелял в комиссара накануне вечером? В подобной мысли, только сейчас пришедшей в голову Мегрэ, не было ничего невероятного.
Эрнест Малик был хладнокровной скотиной, и если бы стрелял он, то, конечно, целился бы точнее. Этот же, напротив…
– Я понимаю ваше положение, – произнес хозяин дома, облокотившись на камин, словно продолжая позировать для семейного пор грета. – Оно деликатно, крайне деликатно. В сущности…
– Собственно говоря, мне непонятно, зачем я сюда приехал, – с притворным простодушием отрезал Мегрэ.
Он исподлобья посмотрел на хозяина дома и заметил, как тот вздрогнул от радости.
Этих слов от него и ждали. Что ему, в сущности, здесь понадобилось? Ведь никто его сюда не приглашал, не слушая выжившей из ума восьмидесятидвухлетней старухи.
– Ну, это уж вы слишком… – поправил Шарль Малик с очень светским видом, – однако, принимая во внимание, что вы друг Эрнеста, я думаю, было бы лучше…
– Я вас слушаю.
– Да… Я думаю, было бы уместнее, даже желательно, чтобы вы не слишком поддерживали тещу в ее бреднях, которые… которые…
– А вы убеждены, господин Малик, что смерть вашей дочери не была насильственной?
Он покраснел, но ответил твердо:
– Я уверен, что это несчастный случай.
– А вы, сударыня?
Носовой платок в руке г-жи Малик уже превратился в крошечный комочек.
– Я разделяю мнение моего мужа.
– В таком случае я, не колеблясь…
Он подавал им надежду. Он чувствовал, как в них растет надежда на то, что скоро он навсегда освободит их от своего тягостного присутствия.
– …считаю своим долгом принять приглашение вашего брата. А потом, если ничто не потребует моего присутствия здесь…
Он встал, чувствуя себя почти так же неловко, как и хозяева дома. Ему не терпелось выйти на воздух, вздохнуть полной грудью.
– Итак, до скорого свидания, – произнес Шарль Малик. – Простите, что не провожаю вас… Мне еще нужно кое-что сделать.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Мое почтение, сударыня.
Он не успел еще выйти из парка и направиться в сторону Сены, как услышал какое-то потрескивание. Откуда оно исходит – догадаться было нетрудно. Сначала кто-то вертел ручку местного телефона, потом короткий звонок возвестил о том, что на другом конце провода сняли трубку.
«Он звонит брату, чтобы рассказать ему о нашем разговоре», – подумал Мегрэ.
И ему показалось, что он угадал переданные по телефону слова:
«Все в порядке! Он уедет. Он обещал. Только бы ничего не произошло за завтраком!» Буксир с зеленым треугольником фирмы «Аморель и Кампуа» тянул к верховьям Сены восемь барж, принадлежащих, разумеется, той же фирме.
Было еще только половина двенадцатого. Комиссару не хотелось возвращаться в «Ангел», да, впрочем, ему и нечего было там делать. Он пошел вдоль берега; в голове его копошились смутные мысли. Потом, словно любопытный зевака, он остановился перед роскошной купальней Эрнеста Малика, стоя спиной к его вилле.
– А! Это ты, Мегрэ?
Перед ним стоял Эрнест Малик. На этот раз на нем был серый костюм из твида, на ногах белые замшевые туфли, на голове панама.
– Брат только что звонил мне по телефону.
– Знаю.
– Оказывается, и тебе уже смертельно надоели выдумки моей тещи.
Голос его был сдержан, взгляд – внушителен.
– Если я правильно понял, – продолжал Малик, – тебе уже хочется вернуться к своей жене и к своему огороду?
И тут, сам не зная почему – это, вероятно, и называл ют вдохновением, – став еще тяжелее, еще толще, еще неподвижнее, чем когда-либо, Мегрэ отрезал:
– Нет.
Удар попал в цель. Малик не мог этого скрыть. Тут ему изменило его обычное хладнокровие. Мгновение он как будто пытался проглотить слюну, кадык его несколько раз судорожно дернулся.
– А!..
Он быстро огляделся вокруг, однако не потому, что собирался столкнуть Мегрэ в Сену.
– У нас еще порядочно времени до того, как соберутся гости. Мы обычно завтракаем позднее. Зайдем на минутку ко мне в кабинет.
Парк они пересекли в полном молчании. Через открытое окно Мегрэ увидел, как в гостиной г-жа Малик расставляет цветы в вазах.
Они обогнули виллу, и Малик ввел гостя в свой просторный кабинет с глубокими кожаными креслами. Стены были украшены моделями яхт.
– Можешь курить…
Малик старательно закрыл дверь и наполовину спустил шторы – комната была залита солнцем. Наконец он сел за письменный стол и принялся вертеть в руках хрустальный нож для разрезания бумаги.