– Тихо! Он спит. Только что уснул.
Не важно. Разве он его сейчас не разбудит, не возьмет за плечи, не встряхнет?
«Вставай, малыш! Довольно упрямиться».
Надо быстрее покончить с этим «скелетом в шкафу», с этим отвратительным делом, где от начала до конца все самым мерзким образом упиралось только в деньги.
Ведь за фасадами этих прекрасных домов, в глубине ухоженных парков живет одна мечта – деньги!
– Ты, кажется, в плохом настроении? Ты не обедал?
– Да… Нет…
Он и в самом деле не обедал и теперь принялся за еду, пока Мимиль, стоя у окна, дышал свежим воздухом и покуривал сигарету. Когда Мегрэ направился к двери комнаты для гостей, где спал Жорж Анри, г-жа Мегрэ запротестовала:
– Пусть он поспит! Не буди его!
Мегрэ пожал плечами. Часом раньше, часом позже… Ладно, пусть выспится! Тем более что и его самого клонило ко сну.
Он не знал, какая драма разыгралась ночью.
При всей своей проницательности он не предполагал, что Бернадетта Аморель одна вышла ночью из дома, что ее младшая дочь, Эме, обезумев от страха, напрасно пыталась дозвониться по телефону, тогда как Шарль, стоя рядом с ней, повторял:
– Но что с тобой? Что тебе сказала мать?..
Мегрэ проснулся только в восемь утра.
– Мальчик еще спит, – сообщила ему жена.
Он побрился, оделся, наскоро позавтракал и стал набивать первую трубку. Когда комиссар вошел в комнату Жоржа Анри, тот еще только просыпался.
– Вставай! – сказал Мегрэ спокойным, немного усталым голосом, каким обычно говорил в те минуты, когда решал заканчивать какое-нибудь дело.
Сначала он не мог понять, почему мальчик не поднимается, и наконец догадался: Жорж Анри спал голым и стыдился отбросить одеяло.
– Если хочешь, можешь лежать. Оденешься позже. Как ты узнал все, что натворил твой отец? Тебе, наверное, сказала Монита, правда?
Жорж Анри с ужасом смотрел на комиссара.
– Можешь говорить. Я теперь все знаю.
– Что вы знаете? Кто вам рассказал?
– Старый Кампуа тоже знал.
– Вы уверены? Это невозможно! Если бы он знал…
– …что твой отец убийца его сына… Конечно, он не заколол его ножом и не застрелил из револьвера. А такие преступления…
– Что вам еще рассказали? Что вы сделали?
– Знаешь, в этой истории столько грязи, что одним фактом больше, одним меньше…
Мегрэ мутило. Это случалось с ним часто, когда он заканчивал какое-нибудь расследование, – то ли от нервного переутомления, то ли оттого, что было горько и унизительно видеть человека во всей его неприглядной наготе.
В квартире приятно пахло кофе. С Вогезской площади доносилось пение птиц и журчание фонтанов. Люди шли на работу под легкими лучами свежего утреннего солнца.
Он смотрел на бледного мальчишку, который, натянув одеяло до подбородка, не спускал с него глаз.
Что Мегрэ мог сделать для него, для других? Ничего! Такого вот Малика не арестуют. Правосудие не занимается подобными преступлениями. Возможен только один выход…
Удивительно, что он подумал об этом как раз перед тем, как зазвонил телефон. Он стоял, посасывая трубку, озабоченный судьбой мальчика, не знавшего, что ему делать, и на мгновение перед Мегрэ промелькнул образ Эрнеста Малика, которому вкладывают в руку револьвер и спокойно приказывают:
«Стреляй!» Он не стал бы. Он не согласился бы покончить с собой. Ему пришлось бы посодействовать.
В квартире раздался настойчивый телефонный звонок. Г-жа Мегрэ сняла трубку и постучала в дверь:
– Тебя.
Комиссар прошел в столовую и схватил трубку.
– Слушаю!
– Это вы, шеф? Говорит Люкас. Сегодня в полиции для вас есть важное сообщение из Орсена… Да… Этой ночью госпожа Аморель…
Ему бы, наверное, не поверили, если бы он стал утверждать, что в ту же секунду догадался, что произошло. И все-таки это была правда.
Черт возьми, у нее был тот же ход мысли, что и у него! Она пришла к тому же заключению почти в одно время с ним. Только она все довела до конца.
Зная, что Малик не выстрелит в себя, она спокойно выстрелила сама.
– Госпожа Аморель убила Эрнеста Малика выстрелом из револьвера… Да, у него в доме. В его кабинете… Он был в пижаме и халате. В первом часу ночи сюда звонили из жандармерии, чтобы предупредить вас, потому что она хочет вас видеть.
– Я поеду, – сказал Мегрэ.
Он вернулся в комнату. Мальчик тем временем успел натянуть брюки и стоял полуголый.
– Твой отец умер, – сказал он, глядя в сторону. Тишина. Мегрэ обернулся. Жорж Анри не заплакал. Он стоял неподвижно, глядя на комиссара.
– Он застрелился?