Ночь пятая. Разбойники
— Тихо-тихо. Ну вот, смотри, Гордей. Сын у тебя родился. Назовём-то как?
Валентина ласково держала на руках нашего ребёнка. Маленький свёрток в белом одеяле смешно морщил носик, когда его касались солнечные лучи из окна. Я не удержался и заулыбался во весь рот.
— Ну Валюха, опять ты за своё! Ванькой же решили! Чего ты опять свою песню заводишь?
Валька, тоже улыбаясь, протянула мне малютку.
— Да не завожу я ничего, дурачок. На, подержи в руках хоть! Иванушка, значит Иванушка.
Я взял ребёнка на руки и чуть не прослезился. Казалось, когда-то я уже держал такой же свёрточек в руках. Малыш начал то и дело открывать рот в поисках мамки.
— Здорова, Ванька! Тяжеленный какой! Богатырём вырастешь. Папка в храмовники пошёл, и ты поди таким же станешь.
— Полно тебе! С рождения вот так прямо и в храмовники уже записываешь.
Жена забрала сына обратно и принялась тихонько качать его на руках. На душе было так легко, что я даже замечтался.
— Ох, Валюха! Раз у бати способности нашли, то и у детей будут. Ты подумай только! Семья храмовников в нашей округе. Да от заказов отделаться не сможем — ближайшие в Угличе только — им до наших деревень три дня пути, а то и дольше.
Валентина улыбнулась, но потом сдвинула брови, смешно наморщив носик, прямо как сын.
— Доучись сначала, а потом сына подряжай на это дело!
Я подошёл со спины к жене, крепко обнял за плечи и тихонько поцеловал в щёку.
— Доучусь, не волнуйся. Иди спать укладывайся, пока сын даёт. До весны теперь выспаться не получится.
Проведя весь день на деревьях, ночью мы вновь отправились в путь. Некромант был уже не только раздражён, но и откровенно зол. То и дело он пускал в ход сковывающие узы, чтобы утихомирить свой отряд. А мертвяки то и дело норовили некроманта сцапать — сила, сковывающая неупокоенных слабела, и Тёмному это было хорошо известно — оттого и бесился. Когда он пускал в ход свои заклятия, я чувствовал боль, но она уже не была такой всепоглощающей, как раньше. Я всё ещё не мог и шевельнуться без его разрешения, но взор теперь не застилала кровавая пелена, да и кости не заламывало от очередного выпада мага.
При пробуждении я обнаружил, что моя брюшная полость тоже затянулась тонкими нитями мышечной ткани, и конечностями мне было гораздо легче шевелить: управлять ими помогало не только заклинание призыва, но и сухожилия с мышцами. Теперь я не чувствовал нелепость своих костлявых движений, не подкреплённых физиологией. Я не понимал, что со мной происходило, но боялся, что некромант это тоже заметит. Хотя, судя по всему, ему было далеко наплевать на внешний вид своих слуг или он просто притворялся, что это так. Тем не менее, я попытался скрыть восстановившиеся ткани рваной одеждой других мертвяков и грязью. Ходячие трупы лишь молча наблюдали за моими действиями, когда я срывал с них уцелевшие шмотки.
Что же со мной происходит? Почему я обрёл сознание? Почему моё тело начало восстанавливаться изо дня в день? Я уже понял по снам, что при жизни меня звали Гордеем, у меня был ребёнок (или даже несколько) и жена. А ещё я успел отучиться на первом курсе школы храмовников — именно оттуда у меня все эти знания о магии и волшебном клинке в руках ребёнка. Как давно это было? Пять, десять, сто лет назад? Кем я им прихожусь? Вдруг я их прадед? Или просто дальний родственник? А может, и вовсе не родня они мне. Интересно, а причастен ли как-то я к смерти деда некроманта? Слишком много вопросов и ни одного ответа…
Мы брели по достаточно широкой, но изрядно заросшей дороге. Было понятно, что по ней мало кто ходит: как сказал Тёмный, эта дорога вела через Утюжий ров, где разбойники обосновались. В пути маг всё подбадривал мертвяков тем, что они скоро полакомятся бандюгами. Кажется, подействовало.
Вдруг, только мы миновали очередной поворот дороги, в мертвяка во главе колонны прилетела стрела. Она была выпущена опытным метким стрелком, но он и не подозревал, что идущий по тропе — уже мёртв. Некромант осклабился в противной ухмылке и отпустил сковывающие узы у пяти шедших впереди мертвецов — те сразу рванулись вперёд, чуя добычу. Ещё две стрелы вонзились в их тела, но они будто этого и не почувствовали. Засада почуяла неладное, поскольку на дереве неподалёку запела трель, возвещающая разбойников об опасности. Трель внезапно прервалась страшным криком — это мертвяки добрались до стрелка.