Прадоне беззвучно открыл рот, потом еще раз, и еще, как рыба, умирающая на дне лодки, затем издал что-то вроде протяжного мычания и, бурно рыдая, повалился на Пьеро. Молодому человеку пришлось поддерживать бывшего шефа, пока он не утих. После они в молчании дошли до улицы Пон.
— Я почти дома, — уже спокойно произнес Прадоне. — Я теперь живу на здесь у своей жены — я хочу сказать, у законной жены. Но эти детали вряд ли вам интересны, месье. С вашей стороны было очень любезно уделить столько времени болтовне старого неудачника. До свидания, месье, и спасибо.
Они пожали друг другу руки и расстались. Прадоне медленно двинулся по пустынной улице по направлению к писчебумажной лавке своей вновь обретенной супруги. Пьеро посмотрел ему в спину и пошел назад в сторону Парижа. Обратный путь его опять пролег через улицу Ларм. Часовня по-прежнему стояла на своем месте, в равной мере утопая в забвении и в безмятежности. Нагромождения «Альпийской железной дороги» больше не отбрасывали на нее свою тень. Лишь несколько утесов возвышались по соседству, и даже с улицы было видно, как по ним сновали павианы. Пьеро вспомнил о своем друге Синице, который сейчас, должно быть, сидел за толстыми прутьями, потешая говорящих приматов в пиджачных парах или коротких штанишках.
На первый взгляд дом напротив ничуть не изменился. Пьеро подумал о господине Муннезерге, которого он давным-давно не видел. Маленький сад, окружавший мавзолей князя Луиджи, показался ему чуть менее возделанным (ухоженным), чем прежде. Пьеро быстро перешел улицу и позвонил в ворота Муннезерга. Однако звонок молчал. Пьеро отошел, сделал несколько шагов, затем вернулся. Позвонил снова — снова тишина. Пьеро догадался, что если он хочет до конца доиграть свою роль в этой пьесе, то должен отбросить условности и войти.
Что он и сделал.
Потому что ворота не были заперты на ключ. Пьеро заметил, что звонок оборван. Дом располагался в глубине сада. Пьеро заглянул в окно первого этажа. Оно было открыто; за ним в плетеном кресле дремал Муннезерг. Несколько мгновений Пьеро смотрел на него. Внезапно ему пришла в голову мысль, что Муннезерг умер. В панике Пьеро закричал: «Господин Муннезерг, господин Муннезерг!» Господин Муннезерг открыл глаза, узнал Пьеро и улыбнулся. Ему понадобилось время, чтобы найти в себе силы открыть рот, потом еще немного времени, чтобы произнести несколько слов.
— Это вы? — пробормотал он. — Это вы — тот самый юноша, который заходил ко мне пару раз в прошлом году?
— Да, месье.
— Вы отвозили в Палинзак животных, которых забраковал Псерми?
— Точно так.
— Почему вы с тех пор ни разу меня не навестили? Вы мне так понравились.
— Я нашел работу на другом конце Парижа. Кроме того, у меня были свои причины не возвращаться в эти места. Здесь мне все напоминает кое о чем.
— Несчастная любовь?
— Да, месье. К дочери Прадоне.
— А, Прадоне…
Молчание.
— Я только что его видел, — сказал Пьеро.
— Он вам рассказал о своих несчастьях? — спросил Муннезерг.
— Да, месье. И как Вуссуа отобрал у него Юни-Парк. И как…
— Знаю, знаю, — перебил Муннезерг.
— Но, кажется, на вас он обиды не держит.
— Я знаю, я ведь встречал его с тех пор.
Муннезерг улыбнулся.
— Теперь, — сказал он, — покой князя Луиджи больше не тревожит шабаш, творившийся в Юни-Парке, не беспокоят безобразные завывания громкоговорителей и отвратительный грохот аттракционов. Я умираю довольным.
Муннезерг закрыл глаза.
— Войдите же, — продолжил он спустя короткое время, — и подайте мне что-то, чем можно писать.
Пьеро вошел и подал Муннезергу что-то, чем можно было писать, причем письменные принадлежности ему пришлось искать в хаосе других предметов. Дом Муннезерга производил впечатление сарая. Муннезерг угадал мысли Пьеро.
— Я живу абсолютно один, — объяснил он. — Примите это к сведению, потому что это очень важно для того, что я собираюсь сделать.
Пьеро установил перед Муннезергом столик с пером, чернильницей, бумагой и бюваром. Муннезерг принялся писать.
— Это не есть мое завещание, — проговорил Муннезерг, не прерывая своего занятия. — Мое завещание давно составлено и хранится у нотариуса. Это дополнение к завещанию. Я вас назначаю моим наследником. Но я даже не знаю, как вас зовут.
— Пьеро, — сказал Пьеро.
— Само собой разумеется, — продолжил Муннезерг, — что вы получите свое наследство при одном условии: вы смените меня на моем посту и станете хранителем часовни.
— Да, месье.
— И вы проследите за тем, чтобы мои похороны были организованы в соответствии с предписаниями, которые я оставил. Далее я довожу до вас, что я хочу быть похоронен подле подлевских князей, которым я так преданно служил. Вам придется похлопотать, чтобы получить разрешение в парижской мэрии. Завтра вы отнесете это письмо моему нотариусу. Адрес внизу.
— Хорошо, месье.
Пьеро не хотелось его огорчать.
— Теперь вы можете меня оставить, — сказал Муннезерг.
— Но…
— Нет, нет, я ни в ком не нуждаюсь. Просто закройте это окно и наведайтесь завтра или послезавтра, чтобы узнать, жив ли я. Этот переход я хотел бы совершить в одиночестве. Прощайте, мой юный друг, и спасибо.
Пьеро пожал Муннезергу его уже почти бесплотную руку и ушел, осторожно закрыв за собой дверь.
Перед входом в «Зоологический сад» народу поубавилось, но Пьеро уже не хотелось туда попасть. И еще ему не хотелось проходить мимо будки, в которой работала Ивонн. Вместо этого он пошел в кино.
На следующий день Пьеро собрался отнести нотариусу письмо Муннезерга, но тут обнаружилось, что письма нет: он его потерял или, вероятнее, забыл в доме Муннезерга. Скорее всего. В любом случае, письмо он где-то посеял. Пьеро хотел было сразу пойти к Муннезергу, но подумал, что если смотритель полдевской часовни еще жив, то он наверняка сочтет, что Пьеро слишком спешит убедиться в его смерти. А если он сам нашел письмо, не упрекнет ли он Пьеро в небрежении?
В общем, к Муннезергу Пьеро пошел только во вторник. Он хотел открыть дверь, но она была заперта. Он дернул звонок — колокольчик зазвенел. Значит, его прикрепили? Тем лучше, ему уже идут открывать.
— Извините, мадам, — пробормотал он и осекся.
Перед ним стояла Ивонн. Пьеро вежливо улыбнулся и продолжил:
— Вы не помните меня, мадам? Мы когда-то встречались. Помните Палинзак, Сен-Муэзи-сюр-Эон?
— Ах, да! Вы — тот водитель фургона, что подобрал меня на дороге?
— Именно так.
— Очень рада видеть вас вновь, господин, господин… как дальше?
— Пьеро.
— Что вам угодно, господин Пьеро?
— Я пришел узнать, как поживает господин Муннезерг.
— Господин Муннезерг? — воскликнула Ивонн. — Так вы знакомы с господином Муннезергом?
— Да, мадам.
— Он отправился отдохнуть в деревню. Он немного сдал в последние дни. Передать ему что-нибудь от вашего имени?
Хотя Ивонн держала дверь полуоткрытой, Пьеро заметил, что в саду за ее спиной царит суматоха, сильно смахивающая на генеральную уборку. Два больших мусорных бака, еще не увезенных мусорщиками, были наполнены старым хламом, какими-то тряпками, из одного выглядывала рука из воска. На голове у Ивонн красовался тюрбан примерной домохозяйки. И она спрашивала у Пьеро, нет ли у него каких-нибудь поручений для Муннезерга.
— Нет, нет, ничего, — сказал Пьеро.
Он огляделся. Часовня золотилась в лучах солнца, деревья в садике возле нее слегка покачивались. По другую сторону стены заворчало какое-то животное. Тягач из автомастерской на углу — где прежде находилось кафе Позидона — тащил покореженную спортивную машину. Ставни на выходящих на улицу окнах дома Муннезерга были наглухо закрыты.
— Нет, ничего, — повторил Пьеро.
— Загляните попозже, — сказала Ивонн. — Через месяц-другой.
— Пожалуй, — согласился Пьеро, — пожалуй. До свидания, мадам.
— До свидания, господин Пьеро. Я передам господину Муннезергу, что вы приходили справиться о нем.
— Спасибо, — сказал Пьеро. — До свидания, мадам.
Ивонн закрыла калитку.
Бросив последний взгляд на мусорные баки, Пьеро зашагал прочь.
Дойдя до угла улицы, он остановился и засмеялся.