Я оказался в длинном темном коридоре, но в конце его голубел бледный квадрат — в нише стены стояла лампада. В воздухе плавал запах плесени и горячего воска.
Я толкнул дверь и с приятным удивлением вошел в просторную гостиную, освещенную множеством крученых восковых свечей. В широком и глубоком очаге горел костер из поленьев, а перед ним стояли удобное кресло и маленький столик с бутылками и бокалами — они приглашали быть гостем. Я наполнил стакан водкой — она показалась мне очень выдержанной, привкус янтаря приятно пощекотал мое нёбо знатока крепких напитков. Я пожалел об отсутствии сигар, но в душе был этому рад. Сколько раз небольшое количество табачного пепла и даже запах его выдавали человека…
Попивая маленькими глотками водку, я осматривал комнату. Стены были отделаны панелями из черного дуба, окна прятались за тяжелыми дорогими шторами, на полу лежал шерстяной ковер с высоким ворсом. Другой мебели кроме кресла и столика не было, но высился огромный подрамник из эбенового дерева — на нем покоилась картина, которую с трудом освещали свечи.
Я взял один из подсвечников и подошел к картине поближе, чтобы рассмотреть ее. И тут же отшатнулся.
Картина в тяжелой раме, с которой облезло золото, была портретом с удивительно живым лицом. Мне показалось, что изображение вот-вот спрыгнет с холста. Лицо вырисовывалось на фоне сельского предгрозового пейзажа.
Мужчина был невысок, но очень широк в плечах, а громадная круглая голова чуть ли не терялась на теле, похожем на округлый бочонок. Это ужасное тело было закутано в темные одежды странного покроя, скорее всего старинного, но из-под них торчали обнаженные руки с невероятной мускулатурой. Кисти, больше похожие на лопасти весла, сжимали хрупкую трость с удлиненным загнутым концом. Господи! Сила, которая исходила от этих рук, была столь ужасающей, что я вновь отступил. Лицо… брр… не хотелось бы, чтобы оно приснилось в кошмарном сне.
Однако, несмотря на безобразный облик мужчины, произведение представляло собой истинную ценность. И тут я заметил в углу рамы сплетенную нитку из красной шерсти.
Я улыбнулся, ибо она указывала, чего от меня ждут. Эта красная нить означала: «Возьмите».
Мне оставалось лишь заняться своим ремеслом. Я тщательно вытер бутылку и стакан, а через полчаса картина была уже у меня дома в тайнике, который не отыскал бы и хитрец из хитрецов.
Прошло полтора месяца, но никто так и не явился, чтобы потребовать картину. Я был весьма удивлен, ибо подобные вещи не практикуются в нашей сумрачной профессии.
Я сказал об этом Гаесу — собрату, которому верю как самому себе.
Посылка ключа и красная нить не очень его удивили. Странной и не соответствующей нормам ему показалась оригинальная встреча с горящим камином и водкой.
Я предложил ему бросить взгляд на картину, и он согласился. Но едва он увидел ее, как пришел в невероятное волнение.
— Боже! — воскликнул он. — Это — «Гольфист» Мабюза!
Если в нашей ассоциации я — человек дела, то Гаес скорее мыслитель. Он учился в университете, где получил кучу блестящих званий, в том числе, и в области истории искусства. Его знания частенько помогают нам. Я попросил его просветить мою черепушку.
— Мабюз был одним из величайших художников в истории, — сказал он. — В 1520 году сеньор Фитцалан, таково отчество Стюартов, вызвал его в Шотландию, где он и познакомился с Мак-Нейром… Кстати, вы играете в гольф?
Я признался, что ничего не смыслю в благородной игре.
— По мнению некоторых специалистов, — продолжил Гаес, — гольф родился в Шотландии во время войны Алой и Белой Роз. По мнению других, игра эта еще древнее. Но в те времена, когда туда приехал Мабюз, там уже вовсю играли в гольф…
Чуть дрожащим пальцем Гаес ткнул в сторону картины.
— Это портрет Мак-Нейра, написанный Мабюзом. Он был великим гольфистом, игроком, которого никто не мог победить, и его репутация была столь высока, что ему прощали бесчисленные преступления.
Гаес взял лупу и приблизился к полотну.
— Господи… знаки находятся здесь, — прошептал он, сглотнув комок в горле. — Этого следовало ожидать, ибо Мабюз в своих произведениях не упускал ни малейшей детали… Боже!.. Боже!..
— Что вы хотите сказать, Гаес?
— Быть может, это только легенда, — ответил он. — Но, даже рискуя прослыть суеверным человеком, я вам скажу все, что думаю. Ходил слух, что Мак-Нейр выгравировал на ручке своей клюшки так называемый ниблик: сочетание магических знаков, которые обеспечивали ему победу в этой благородной игре. Знаки, открытые ему дьяволом, в обмен на его душу. Смотрите сами… Они здесь…
И я действительно увидел на клюшке странные фигурки, хорошо различимые под лупой.
— Дружище, — сказал мне Гаес, — эта картина стоит в настоящее время двадцать тысяч голландских флоринов, но я знаю не одного гольфиста, который даст за нее двойную цену при условии, что покупка останется в тайне.
— За эти значки? — иронически спросил я.
— Действительно, за эти значки…
— А вы не предполагаете, кто попросил меня «забрать» эту картину?
— Быть может, — тихо ответил мой компаньон, — но мне не хотелось бы произносить его имя, ибо он может явиться на зов видимым или невидимым. Оставьте этот опасный шедевр там, где он лежит… и ждите. Это будет самым наилучшим поведением. И пусть небо хранит вас!
Письмо Мистеру Ирвину Д… В Гольф-клуб Сент В… в Г…
«Уважаемый мистер Д. Мое имя известно Вам. В свое время мы провернули несколько совместных дел, результаты которых превзошли Ваши и мои ожидания.
Поэтому я уверен в Вашем молчании. И именно поэтому я решил переслать Вам странички с описанием странного приключения, случившегося со мной в ночь на 26 октября. 26 октября пять лет назад… Ибо уже прошло пять лет, и я, как и мой друг Гаес, считаю что „Гольфист“ Мабюза, о котором идет речь в письме, отныне принадлежит мне по праву.
Изложение полностью соответствует истине. Мой друг Гаес разрешил указать его имя, а Вы знаете, что он достоин абсолютного доверия. До апреля этого года Вы были лучшим игроком в гольф в Соединенном Королевстве. Увы, с тех пор Ваша звезда на полях, похоже, померкла. Седжвик, Фримантл, Парсер обыграли Вас, и я узнал, что Вы в полном отчаянии.
Картины Мабюза в настоящий момент стоят двадцать тысяч голландских флоринов, а его „Нептун и Амфитрита“ оцениваются даже вдвое выше.
Предлагаю Вам „Гольфиста“ за две тысячи фунтов. Примите уверения в моем наинижайшем почтении.
Р…»
В одиночестве в клуб-хаузе
Клуб-хауз был пуст. Лист бумаги, прикрепленный к дверям, извещал, что доступ на поле закрыт на целый день, поскольку следует рассыпать чернозем и обильно полить траву.
Старейший член клуба в одиночестве сидел в баре с самого утра и, поскольку бармен Джим отсутствовал, сам себе наливал безобидный для здоровья напиток. Такое одиночество не раздражало старого игрока, ибо он мог немного помечтать.
Погода стояла чудесная, бриз, легкий, словно касание нежных губ, колыхал траву; лежащий рядом с клуб-хаузом пруд блестел в утреннем солнце, как зеркало; ласточки выделывали в воздухе тысячи акробатических кульбитов.
— Как жаль, — вслух подумал старейший член, — что сегодняшние работы отняли у гольфистов такой славный день.
Он видел, как уехал тренер, с какой радостью разошлись кэдди — все они были в воскресных одеждах и направлялись на праздник в соседнюю деревню.
Сегодня не с кем поговорить, даже не будет дебютантов, чтобы попросить у него совета.
Ба!.. Старейшему члену клуба было уже за восемьдесят, он перестал орудовать драйверами и паттерами в семьдесят пять, но у него осталось множество воспоминаний о гольфе, чтобы день не прошел впустую.