— Мне это знакомо, — наконец сказал он. — Потеряете часик… совсем маленький часик. А может, хотите оставить тачку в гараже?
— На часик сойдет, — согласился Уилер, радуясь, что не придется возвращаться домой в другой конец Лондона с пересадками с метро на автобус и обратно.
— В мастерской время вам покажется долгим, хозяин, — продолжил механик. — А, кроме того, не люблю, когда смотрят, как я работаю. Советую посидеть в таверне. Там совсем неплохой эль.
Сыпал мелкий ледяной дождик, мостовые блестели, а фонари горели в розоватом ореоле тумана. Уилер направился в таверну.
Он не переступил ее порога — столь грязной и мрачной она ему показалась, — а предпочел провести «маленький часик», бродя по жалким улочкам Айлингтона.
Некогда в этом безрадостном районе возвели несколько красивых домов, но жилищный кризис и английские невзгоды превратили их в грязные казармы, где ютились многочисленные семьи. Они пропахли прогорклым жиром и стиранным бельем — типичный дух нищеты и болезней. Однако, три дома, похоже, избежали общей участи. Построенные в довикторианском стиле, они сохранили некий шарм старины, который выделял их среди злобных собратьев из кирпича и извести.
На первом этаже одного из них мило светилась витрина кондитерской; в другом разместился магазин канцелярских товаров; а между ними ютился узенький фасад с длинной низкой витриной без освещения. Над магазинчиком Уилер прочел одно слово, начертанное большими белыми буквами: «Гольф».
— Магазин принадлежностей для гольфа в Айлингтоне! — удивился он. — Чего только не встретишь на этой несчастной земле!
Он подошел ближе, и его удивление возросло — позади замызганного грязью и жиром стекла грудами, в невероятном беспорядке, лежали запыленные сумки, клубные сапоги всех видов и черные растрескавшиеся мячики.
Свет от соседнего фонаря позволил ему лучше разглядеть эту кучу принадлежностей для гольфа. Все предметы имели почтенный возраст: головки железных клюшек были изъедены ржавчиной, сэндвичи больше напоминали клюшки для ирландского хоккея, драйверы были скручены винтом.
Один из драйверов привлек внимание Уилера своей сохранностью и странной элегантностью очертаний. Конечно, клюшка отличалась от тех, что применяются в игре, и, скорее всего, пользование ею было давно запрещено.
Уилер был заядлым гольфистом, и его интересовало все, что относилось к этой благородной игре.
«Это — предок, — сказал он сам себе, — и относится к тем временам, когда правила были не так строги, а в форме клюшек допускались изыски фантазии, но экспонат займет почетное место в витрине нашего Рейнелага».
Рейнелаг-гольф-клуб гордился своей древностью, как впрочем и маленьким музеем, занимавшим одну из комнат клуб-хауза.
Уилер вошел, над дверью высоким дрожащим звуком зазвенел японский звонок.
Никто не отозвался на звонок, как впрочем и на неоднократные призывы покупателя.
Уилер уже собирался покинуть мрачную лавчонку, когда в глубине коридора возник слабый свет. Медленные и тяжелые шаги приблизились, и вскоре из мрака возник высокий и худой человек, освещенный свечой, зажатой в длинной белой руке.
— Я хочу купить этот драйвер, — сказал Уилер.
Свеча поднялась на уровень бледного лица с тусклыми выпуклыми глазами и хриплый голос ответил на вопрос клиента.
— Тридцать шиллингов? — переспросил Уилер, которому показалось, что он расслышал именно эту цифру.
— Эээ… грр…
Уилер протянул молчаливому продавцу три полуфунтовых билета и взял клюшку.
Свеча была тут же задута, и Уилер вряд ли бы отыскал дверь без помощи уличного фонаря.
Когда он вернулся в гараж, двигатель даймлера весело урчал.
— Странная у вас клюшка, — удивился механик. — Вы играете в хоккей?
— Я только что купил ее в нескольких домах отсюда, внизу улицы… Странная лавчонка и еще более странный владелец.
— Правда? — у механика был ошарашенный вид. — Я не знаю ни лавочки, ни ее владельца. Однако, я не новичок в квартале!
Несколько дней спустя в Рейнелаг-клубе Уилер отыскал старого Мэттью Карсона, сидящего перед своим излюбленным имбирным элем.
Карсону было за восемьдесят, он давно стал старейшим членом клуба и хранителем маленького гольф-музея.
Он уже расстался со своими клюшками, но остался верен клуб-хаузу, его коллекции и бару.
— Старина Матт, это пригодится вашему музею? — спросил Уилер, протягивая ему древний драйвер.
Карсон схватил клюшку и закудахтал от удовольствия.
— Конечно, малыш. Седая старина напоминает мне о юности. Даже в ту отдаленную эпоху такими клюшками уже не пользовались. Могу даже утверждать, что их употребление было запрещено в 1900 году. Однако его огромная головка и удлиненное закругление позволяли выполнять великолепные свинги. Ох!..
Старик заморгал, его руки задрожали.
— Уилер!.. Дьявол вас подери, где вы ее раздобыли?
— В одной жуткой лавчонке на Айлингтон Род, которую держит какой-то древний безумец.
Но Карсон уже не слушал.
— Это — Большая Медведица! — воскликнул он.
— Что вы сказали?
— Посмотрите на эти семь золотых точек на рукоятке; это кусочки золота, инкрустированные в дерево. Это вам ничего не напоминает?
Уилер кивнул.
— В самом деле, Матт… Похоже на созвездие Большой Медведицы!
— Вам никогда не доводилось слышать о мистере Байкрофтсе?.. Хотя, по правде говоря, в Рейналаге не любят упоминать его имя, хотя мрачная история, связанная с ним, случилась более шестидесяти лет назад.
— Байкрофтс?… — пробормотал Уилер. — Действительно, человек, который…
— Да, да, человек, который… — с дрожью в голосе подхватил Карсон.
— Постараюсь изложить вам эту историю, Уилер, вкратце. Она осталась в далеком прошлом, однако, я испытываю боль, вспоминая и говоря о ней…
Игроком Байкрофтс был потрясающим, но отличался отвратительным характером! Не только поражение, но и потерянный мячик выводили его из себя. В тот год в конце сезона разыгрывался Кубок Дрейца…
Он не имел особого значения и не мог прибавить славы Байкрофтсу!
Три партии… Два дня довольно быстрых отборочных игр. В последней схватке на линии остались лишь Байкрофтс и Степл из Бальмораля. Со Степлом следовало считаться, но его не очень любили; иными словами — схватились два дурных характера. Дважды Степл отказался уступить патт Байкрофтсу, хотя мячик был в паре дюймов от лунки. Сегодня в любом матче его сочли бы правым, но в наши добрые старые времена все было иначе.
Но не это было причиной поражения Байкрофтса, нет… Он разнервничался, буквально кипел от ярости, и это повлияло на последние его удары. Он проиграл… Кубок был вручен Степлу… Тогда…
Губы старейшего члена задрожали.
— И когда Степл, не протянув руки своему побежденному противнику, пошел с поля прочь, Байкрофтс подбросил драйвер высоко вверх… Да-да, именно этот драйвер — Большую Медведицу… И Степл рухнул мертвым с пробитым черепом.
Байкрофтс признал себя виновным. Его защищал лучший лондонский адвокат. Однако приговор был ужасным.
Королева Виктория, против всякого ожидания, отказалась его помиловать. Наша пленительная, но строгая королева в том году отказала в помиловании двум или трем беднягам, виновным в смерти, но не в убийстве. Она требовала столь же сурового правосудия и для благородного сословия. Байкрофтса повесили.
— Но как этот ужасный драйвер мог попасть в лавчонку старьевщика в Айлингтоне? — спросил Уилер.
Карсон пожал плечами.
— Случись такое сейчас, клюшка заняла бы место в музее криминологии Скотленд-Ярда; но полвека назад эта мрачная коллекция еще не существовала, и орудия преступления после пребывания в архиве Олд-Бейли продавались с торгов. И преступники могли выкупить свои ножи и ломики.
А теперь, Уилер, опишите, как выглядел этот айлингтонский безумец, о котором вы говорили?