— Я рассказал все, шеф.
— Превосходно, Сигма Тау. Теперь мой черед рассказывать. Когда я сообщил своим начальникам об Ингершаме, мне дали карт-бланш и разрешили провести расследование в одиночку, настаивая, чтобы дело не получило огласки.
— Неужели?.. Разве такое бывает?
— Бывает, мой милый. Позже поймете смысл распоряжения и одобрите принятые меры. А пока лежите спокойно, ешьте, пейте, курите трубку и читайте Диккенса. Это самое лучшее успокоительное. Я получил четыре недели отпуска. На завершение дела мне столько времени не понадобится, но заодно хотелось бы отдохнуть.
Триггс вздохнул. Через час, набив трубку табаком, он с увлечением принялся за «Николаса Никльби».
— Сигма Тау, вы слыхали о Фрейде и психоанализе?
— Никогда, шеф.
— Тогда на эту тему распространяться не будем. Одна из аксиом сей любопытной и высокоученой теории гласит — в основе многих самых отчаянных преступлений лежит страх.
— Вот как? — удивился Триггс. — Чтобы заявить такое, не надо быть великим ученым.
— Быть может… Теперь перенесемся в Ингершам и рассмотрим его невроз.
— Что? Ужасно непонятное слово.
— Этот невроз характерен для всех крохотных провинциальных городишек. Скажу, в Ингершаме он носил особый характер, но не стоит забегать вперед. Чем занимаются жители маленького городка? Едят, пьют, сплетничают, суют нос в дела соседа, ненавидят пришельцев и все, что может нарушить покой, необходимый для правильного пищеварения и приятных пересудов. Причина расстройства, Триггс, заключается в неврозе провинциального городка, а здесь невроз стал синонимом страха. Представьте, в таком маленьком городке селится полицейский.
— Не полицейский, — проворчал Триггс, — а отставной квартальный секретарь.
— В глазах всех добрых людей все же полицейский, а, как известно, слово «ружье» напоминает о «патроне», а слово «полицейский» ассоциируется с преступлением и расследованием. «Зачем он прибыл?» — вот какой вопрос начали себе задавать в Ингершаме. — Баскет встал и уставился на дома, стоявшие по другую сторону площади. — Инспектор Триггс, а вас здесь величают именно так, селится на главной площади. Он разглядывает дома напротив, и обитатели их начинают тревожиться первыми.
— По какой причине? — спросил Триггс.
— Мы дойдем до этого, Сигма Тау, но обращаю внимание, что не стану следовать строгому хронологическому порядку в объяснении тайн, раскрытие которых потрясло Ингершам, ибо некоторые из них по-прежнему скрываются под завесой. Кстати, мне легко их приподнять, но, будучи дилетантом-рассказчиком, оставляю кое-что на закуску. Посмотрите на угловой дом — дом аптекаря Пайкрофта. Аптекарь первым признает вас, пытается заручиться вашим доверием, доверием лондонского полицейского. Приглашает вас на обед, чтобы проникнуть в ваш замысел, считая его опасным.
— Опасным?.. Почему?! — воскликнул Триггс.
— Вечер проходит приятнейшим образом, и Пайкрофт начинает успокаиваться, но в это время Дув приступает к рассказу одной из своих историй. Ох уж эти истории Дува! Какую роль сыграли они в этой провинциальной трагедии и что натворили бы еще, не вмешайся в дело Парка со своими ножницами!
— История детектива Репингтона…
— Который существовал лишь в воображении Дува!
— Быть того не может!.. А я подтвердил, что знал этого великого человека, — смутился Триггс.
— Большой беды в том нет. В свою очередь вы вспомнили об ужасном преступлении доктора Криппена. Пайкрофту этого оказалось достаточно. Он покончил с собой.
— Но почему?
— Сегодня утром я исследовал погреб старой аптеки. Пришлось копать, поднимать плиты… Под ними находились останки миссис Пайкрофт.
Сигма застонал от ужаса.
— Он узнал себя в преступниках — вымышленном полковнике Крафтоне и подлинном докторе Криппене. Пайкрофт счел, что вы оба расставили ему тончайшую ловушку, и сам совершил над собой правосудие. — После продолжительного молчания, Хэмфри Баскет продолжил: — У каждого человека есть тайна, у одних — преступная, у других житейская. Лишь несколько жителей Ингершама без страха приняли лондонского полицейского, который, как считалось, явился разоблачать преступления. Вам ясно, Сигма Тау? Вот в чем причина Великого Страха Ингершама.
— Пелли быстро освобождается от воды, — сказал Баскет.
— И разъяснится еще одна тайна? — лукаво спросил Триггс.
— Если история Фримантла, этого жалкого чудища, не удовлетворила вас, — с таким же лукавством ответил Баскет.
— Ни в коем случае, — униженно промямлил Триггс.
— В сущности, трагическая история Фримантла и его соседа Ревинуса есть история сиамских близнецов. Оба любили Дороти Чемсен… Видимо, дама вела двойную игру. Однако Ревинус — вдовец, а Фримантл женат. Мисс Чемсен прежде всего хотелось иметь мужа. Поэтому она связала свои надежды с булочником-весельчаком. Они окружили свою связь тайной, совершенно необходимой в условиях маленького городка. В отместку Фримантл решил прибегнуть к жалкому маскараду, который вы так успешно пресекли.
— Но воображение у него все-таки было, — запротестовал Триггс, — ведь он выдумал чудовище Пелли, и оно царило в течение многих лет, наводя ужас на всю округу.
— Вы в это верите? А если я вам сообщу, что в ночь, когда вы так ловко орудовали палкой, бедняга Фримантл впервые в жизни изображал Быка?
— Как?
— Связь Ревинуса с Дороти Чемсен началась не вчера. Фримантл, как все робкие, ревнивые люди, особенно провинциалы, выслеживает парочку, изводит себя зрелищем их счастья. Он проводит долгие часы, наблюдая за «Красными буками» и влюбленными, которые обмениваются нежностями на пустоши. Во время ночных бдений он сталкивается с подлинным Быком, который терроризировал обитателей Пелли и кочевников.
— Вот в чем дело… — прошептал Триггс.
— Я отыскал цыган. Они разбили свой табор на границе Миддлсекса, там, где остановились воды разлива. Мне удалось завоевать их доверие. Беднягам приходилось платить ужасную дань чудовищу Пелли, кравшему и убивавшему их детей!
— Боже, они мне ничего не сказали!
— Они боялись Чедберна, — ответил Баскет. — Мэр Ингершама не хотел никакой огласки.
— Ужасно! — воскликнул Триггс.
— Пойдемте, — пригласил его с собой бывший шеф.
Освещая путь фонарем, полицейские спустились по спиральной лестнице, ведущей в подземелье Ингершамской ратуши.
Триггс с трудом сдерживал дрожь; с черных сводов сыпался мелкий ледяной дождь; напуганные светом и людьми, с отвратительным писком разбегались крысы. На стенах дрожали причудливые тени.
Баскет толкнул какую-то дверцу, и из-за нее пахнуло холодом. Свет фонаря заиграл на ледяных глыбах.
— Что это? — с удивлением спросил Триггс.
— Импровизированный морг, — ответил Баскет.
Триггс различил хрупкое тельце женщины, лежавшее на плитах пола.
— Попробуйте опознать ее, — тихо сказал Баскет, освещая тело. Триггс увидел зеленовато-белое лицо с пустыми глазами и черными кудрями.
— Я не знаю ее, — пробормотал он. — Хотя погодите, Баскет… Это же королева Анна! Она будто сошла с вывески магазина сестер Памкинс!
Баскет по-прежнему светил на труп.
— Леди Флоренс Хоннибингл, — медленно сказал он.
Триггс вскрикнул и вцепился в руку друга.
Хэмфри Баскет наклонился над покойницей и резко дернул за черные букли. Триггс услышал треск рвущейся материи и в руках его шефа оказался парик.
— Гляньте-ка.
Триггс едва не рухнул на миниатюрный ледник. Он узнал Дебору Памкинс.
— Пейте! Пейте этот грог. Слишком горячо? Ничего, Триггс, вам нужно именно такое укрепляющее средство, чтобы прийти в себя и выслушать меня.
Сигма стал послушнее ребенка; грог обжигал глотку, и из глаз катились слезы, но ему полегчало.
— Все же, Сигма Тау, — вдруг сказал Хэмфри Баскет, нервно рассмеявшись, — вы и есть подлинный победитель ужаса Пелли!