Триггс с трудом сдерживал дрожь; с черных сводов сыпался мелкий ледяной дождь; напуганные светом и людьми, с отвратительным писком разбегались крысы. На стенах дрожали причудливые тени.
Баскет толкнул какую-то дверцу, и из-за нее пахнуло холодом. Свет фонаря заиграл на ледяных глыбах.
— Что это? — с удивлением спросил Триггс.
— Импровизированный морг, — ответил Баскет.
Триггс различил хрупкое тельце женщины, лежавшее на плитах пола.
— Попробуйте опознать ее, — тихо сказал Баскет, освещая тело. Триггс увидел зеленовато-белое лицо с пустыми глазами и черными кудрями.
— Я не знаю ее, — пробормотал он. — Хотя погодите, Баскет… Это же королева Анна! Она будто сошла с вывески магазина сестер Памкинс!
Баскет по-прежнему светил на труп.
— Леди Флоренс Хоннибингл, — медленно сказал он.
Триггс вскрикнул и вцепился в руку друга.
Хэмфри Баскет наклонился над покойницей и резко дернул за черные букли. Триггс услышал треск рвущейся материи и в руках его шефа оказался парик.
— Гляньте-ка.
Триггс едва не рухнул на миниатюрный ледник. Он узнал Дебору Памкинс.
— Пейте! Пейте этот грог. Слишком горячо? Ничего, Триггс, вам нужно именно такое укрепляющее средство, чтобы прийти в себя и выслушать меня.
Сигма стал послушнее ребенка; грог обжигал глотку, и из глаз катились слезы, но ему полегчало.
— Все же, Сигма Тау, — вдруг сказал Хэмфри Баскет, нервно рассмеявшись, — вы и есть подлинный победитель ужаса Пелли!
— Ничего не понимаю! — жалобно простонал бедняга.
— Кто как не вы, при поддержке несравненного Дува, рассказали историю о знатной даме, совершившей преступление и удивительно похожей на королеву Анну с вывески гостеприимного дома?
— Но разве мог я знать…
— Дабы не огорчать благородное семейство, ее имя никогда не было названо. Единственная карточка в секретных архивах Скотленд-Ярда напоминает о леди Флоренс Хоннибингл. По истечении срока наказания эту отвратительную особу вернули в лоно семьи, которая поручилась за нее. Увы! Она осталась преступницей… Но из воровки превратилась в кровожадное чудовище и с помощью страха Ингершама и мании мэра все скрывать начала творить преступления.
— Ее семья, — простонал Триггс, — ее сестры…
— Ее надзирательницы, Сигма Тау. Дамы Памкинс не сестры гнусной леди. Теперь вы понимаете, почему они скрылись, услышав вашу опасную болтовню? И почему исчезла вывеска, являвшаяся портретом одной из ее прабабок, которая передала ей как свою внешность, так и свои отвратительные наклонности?
— Руфь Памкинс, — выдохнул Триггс, но Баскет остановил его.
— Еще не все сказано. Не убивайтесь сверх меры, Сигма Тау.
Триггс с дрожью вскинул руки.
— Вывеску сняли на заре…
— Ну и что?
— Не знаю… Мне трудно выразить свою мысль. Думаю, дамы не уехали далеко.
— Не так уж плохо, старина, но всему свое время, как говаривали наши предки. Однако следует отдать долг памяти Дороти Чемсен! Вы были несправедливы к ней, Триггс, обвинив в покушении на вас. Подлинная виновница покоится на плитах импровизированного морга, который мы только что покинули. Вы понимаете, что у нее были все основания покончить со столь опасным человеком, как вы.
— Но где же Руфь? — продолжал настаивать незадачливый полицейский…
— Мой рассказ еще не окончен, Сигма Тау!
— Загляните в календарь, Сигма, и скажите, когда взойдет луна.
— Ровно в одиннадцать тридцать.
— Обрекаю вас, Триггс, на бодрствование.
— Мы отправимся на… Пелли… — нерешительно начал Сигма, и в голосе его не чувствовалось энтузиазма.
— Мы не покинем пределов главной площади и отправимся на выяснение тайны Кобвела.
Триггс пересчитал на пальцах — тайна Пайкрофта, тайна Фримантла, тайна Ревинуса, тайна сестер Памкинс — все они растаяли, словно снежные бабы под солнцем.
— Шеф, вы напоминаете моего школьного учителя. Он походил на Микобера из «Давида Копперфильда». Он потел, пытаясь вдолбить в нас зачатки алгебры, и повторял, глядя на уравнения, выстроившиеся на грифельной доске: «Начинаем сокращать. Господа, начинаем сокращать!»
— Прекрасно. Поступим, как ваш славный учитель, Сигма Тау.
— У нас осталось два убийства, — тихим голосом подытожил Триггс.
— И кое-какие пустячки… Когда ответит на призыв наша подруга-луна? В одиннадцать тридцать? Надо потерпеть. Я заказал спектакль на традиционный час: на полночь.