— Бешеный, предсказывает плохую луну… И жрет падаль, сожри его! — крикнул недомерок.
Он обращался к цапле, которая тяжело махая крыльями, летела над прибрежными песками.
Но птица не расслышала его и унеслась прочь.
— Почему бы тебе самому не сделать это? — спросил Хармон.
— Я не могу, — ответил человечек. — Мое имя Краб. Хармон неоднократно слышал о подобных обычаях среди людей джунглей и леса. Он поглядел на животное, ползущее по водорослям.
— Это — морской паук, — сказал он.
— Вы говорите… паук? Ну, это совсем другое дело! — воскликнул человечек.
И ударом пятки раздавил краба.
— Ты знаешь, — с улыбкой сказал Хармон, — что морской паук вовсе не паук, а один из видов краба.
Туземец ошеломленно посмотрел на него.
— Краб… и я его убил!
В его руке блеснуло лезвие, и через мгновение Хармон с перерезанным горлом рухнул на землю.
— Он сам виноват… — захныкал маленький человечек. — Краб… Заставить меня так поступить… Поганый человек… Поганый человек!
Ткачиха
Арахна: Юная лидийка, которая бросила вызов Минерве и превзошла ее в искусстве ткачества. Разгневанная богиня разорвала сотканное ею полотно. Арахна впала в отчаяние, и Минерва превратила ее в паука.
Эти строки, заимствованные из энциклопедии, требуют, чтобы я рассказал историю ткачихи, которая, как утверждает мифология, была прекрасной, гордой и умелой в рукоделии.
Однажды ветер принес мне клочок полотна тончайшей выделки и невероятной мягкости. Еще ни один восточный шелк не был так приятен на ощупь, как это крылышко бабочки.
Мне пришлось прибегнуть к памяти крестьян и моряков, чтобы выяснить, откуда в этот день дул ветер и какова была его сила. Потом я обратился к ученому-математику, чтобы рассчитать расстояния и их вероятности.
Благодаря моему плодотворному терпению, я узнал, что некая дама по имени Попьетт ткет удивительные полотна. И я стал мечтать об Арахне.
Вера в мифологию греков столь же сильна, как религиозная вера, а я никогда не отрицал полностью существование олимпийских богов. Но был крайне разочарован тем, что вышеназванная Попьетт была стара, как фея Карабосс, и никак не напоминала юную и прекрасную ткачиху.
Я долго думал о Минерве… и однажды вечером…
Я тайно проскользнул в домик, где потрескивал старый ткацкий станок, схватил старую Попьетт за плечи и повесил ее.
— Завтра, — сказал я себе, — когда я вернусь сюда, она будет превращена в паука. Такова моя вера в чудесные метаморфозы.
Я был удивлен и крайне разочарован, когда на следующий день вместо живого и подвижного паука, я увидел висящую старуху Попьетт, столь же уродливую и скукоженную, какой она была накануне.
Чудовище
Тигр в зоопарке спал, прислонившись головой к прутьям клетки.
Тетушка Пат приласкала его и лишилась трех пальцев от удара когтями. Но она продолжала любить животных, в том числе, и тигров, но пауки были исключены из круга ее любви.
Перед тем, как она отправлялась на прогулку в сад, я должен был уничтожить всех пауков-крестовиков с их волосатыми лапами и пауков-сенокосцев. У тетушки Пат было слабое сердце, и надо было избавить ее от того ужаса, который внушали ей паукообразные.
Однажды утром, когда она по каплям отмеривала свой ежедневный дигиталин, послышалось яростное царапанье у двери.
Обычно кошка Гримми так выражала свое желание быть допущенной к тетушке Пат, но еще никогда она не проявляла такого рвения и желания.
— Подожди, милая, иду, — сказала тетушка Пат.
И открыла дверь.
На пороге на волосатых лапах покачивался паук высотой в один фут, а его многочисленные глаза горели пламенем.
Тетушка Пат глубоко вздохнула, опустилась на пол, и сердце ее перестало биться.
Я унаследовал дом и двенадцать сотен фунтов ренты. Мочевой пузырь свиньи, папье-маше, клейкая лента и флуоресцентная лента — чудовищный паук обошелся мне в пятнадцать шиллингов.
Беглецы
Художник с большим воображением сказал так:
— Я нарисую триптих во славу паука, по одному на каждую створку.
Он так и сделал, а поскольку отличался новыми идеями, пауки, которые стары, как мир, были глубоко возмущены и покинули картину.
Они были даже оскорблены. Первый тем, что его изобразили в виде семиэтажного здания, второй тем, что выглядел маленьким чемоданом, а третий тем, что в точности походил на Людовика XV.