Хотя и предупрежденный таинственным привидением, я в ужасе вскрикнул.
Руку Гилхриста яростно схватила невидимая кисть и принялась ее сжимать, выворачивать, ломать кости. Потом Гилхриста отбросило, и он перелетел через всю комнату.
Газовый рожок вдруг побледнел, зашипел и потух.
Гилхрист кричал еще добрую минуту, будучи жертвой невидимого и безжалостного палача.
Мне удалось зажечь огарок свечи, которым мы плавили сургучные палочки. Хозяин лежал на пюпитре безжизненной массой; из его носа сочилась кровь, а рот был странно искажен.
Я довел его до двери дома; он не переставал говорить о пауках.
Почему?
Гилхрист провалялся в постели целую неделю.
А когда вернулся, то прятал левую руку под огромной перчаткой из черной шерсти, а рот его прикрывала повязка. Он говорил с превеликим трудом, издавая странные шипящие согласные. В глазах было застывшее, жестокое, нечеловеческое выражение. Мысль о скором возмездии придавала мне достаточно мужества, чтобы выносить этот странный взгляд, жаждущий крови.
Дни шли своей чередой, похожие один на другой, когда «нечто» вернулось.
Первым его услышал Гилхрист.
Он издал пронзительный крик и попытался встать…
И тут я был несказанно поражен. Он не мог подняться, ибо буквально приклеился к стулу.
Необычный шум шел из подвала и нарастал, приближаясь к кабинету.
То были шаги многочисленной орды. Шаги, сказал я? Скорее шарканье, несильные удары по дереву ступенек, и шелковое шуршанье по стенам.
Дверь не открылась, а распахнулась.
И как в тот раз, за ней был только мрак.
— Па… па… па…
Гилхрист пытался что-то выговорить.
С его лба на бухгалтерские книги стекали крупные капли пота.
Что-то чиркнуло по полу, потом несчастного сорвало со стула, он некоторое время плыл по воздуху и приклеился к потолку.
Да, приклеился к потолку!..
Все его тело сотрясали необычные судороги. Кости хрустели, дряблые щеки стягивались. Сквозь прорвавшуюся ткань костюма показалась желтая кожа с потеками крови.
Словно адские булочники месили отвратительное тесто человечьей плоти.
Несмотря на жажду отмщенья, я убежал, ощущая страх и отвращение.
— Нет, он не умер!
Через шесть недель он занял место перед своим столом напротив меня.
Но это существо, закутанное в платки и одеяла, с бархатной шапочкой, натянутой до самых бровей, с носовым платком, поднятым до глаз, как паранджа у арабской женщины, с толстыми перчатками, скрывавшими руки, было ли оно Гилхристом?
Он перестал говорить; он изредка издавал свист, который я не в силах воспроизвести. И потом он уменьшился, сильно уменьшился. Его ноги, если они у него есть, закутаны пеленками, как у младенца.
Преданная ему старая служанка Пег привозит его в контору на маленькой коляске и забирает вечером. Она отказывается говорить, но ее злое лицо словно перекошено от невероятного страха.
Движения у Гилхриста стали странными, он делает все рывками. Я заметил, что он подпрыгивает с легкостью, несовместимой с его возрастом, и совсем не по-человечески!
Но он бдительно следит за бухгалтерскими книгами и сейфом; красные всплески его взгляда ревниво и с отчаянной яростью отгоняют от них всех и вся.
Непонятная и невероятная деталь: его тень совсем не похожа на тень человека. Вечером, когда он склоняется к лампе, она отражается на стене, чудовищная и бесформенная. Да, сэр, он стал тестом, над которым без колебаний работает таинственный скульптор, вытягивая, царапая, меся, округляя и сплющивая, пытаясь придать окончательную форму своему творению!
— Однажды я увидел, как его глаза уставились в одну точку на стене, и в них появилось выражение звериной ярости.
Я проследил за взглядом и увидел… жирную муху, которая спокойно чистила крылышки. Что заставило меня вдруг покинуть кабинет и прижать глаз к замочной скважине?
Гилхрист посмотрел на дверь, дабы удостовериться, что я ушел, а потом одним прыжком схватил насекомое.
Шапочка и платок упали.
Ах, сэр…
Вместо рта я увидел отвратительный хоботок, обросший крючковатыми волосками, а на невероятно деформированной голове сверкали налитые огнем и кровью многочисленные глазки.
Он с наслаждением сожрал муху… Какая гадость!
— Свершилось.
Возмездие исполнилось.
«Нечто» вернулось.
Ни я, ни Гилхрист не слышали, как оно появилось, но вдруг заметили, что оно недвижно восседает на высоком стуле.
И вдруг вознесся ясный голос: