— Я серьезно, — давлю взглядом. — Все нормально?
Выпускаю из захвата ее бедра и прокладываю путь по внутренней стороне ног. Веду ладонью по промежности, охреневая, как самого шмонает по внутренностям от этих простых действий.
Мила, затаив дыхание, застывает, а затем медленно кивает и обнимает меня за шею. Тянется ближе и коротко целует.
Ловлю мягкие губы, проскальзывая языком глубже. Далеко не в первый раз целуемся, но ощущаю всё так же остро, на грани. От ее вкуса плавится рассудок, по всем рецепторам — она.
Шквал одуряющих чувств накатывает убойными дозами, а ведь я только целую свою девочку… Ласкаю ее, выдавая ряд неконтролируемых звуков — ржавые вздохи, резонирующие с утробным мычанием.
— А вообще… — шепчет она, разрывая поцелуй и глубоко вздыхая. — Плохо.
Вопросительно вскидываю брови, отмечая несоответствие ее внешнего вида словам. Сам же пытаюсь рассеять пелену, растянутую по горизонтам сознания.
— Хочу повторить…
Блядь… Снова затягивает туманом, сгущая до плотного марева.
Тело реагирует незамедлительно. Гребаные инстинкты… Одним движением выдергиваю одеяло между нами, что летит на пол, и перехватываю ее крепче вокруг талии, впиваясь пальцами в мягкую плоть. Это какая-то маниакальная потребность проникнуть под кожу. Словно мне мало… Всегда, черт возьми, ее мало.
— Та же проблема, — выдаю со страдальческим видом.
— Почему же проблема? — усмехается Мила и скользит губами по щеке. Лащится, словно котенок.
А я тащусь. Как довольный зверюга, которого так легко приручили.
— Потому как мне все равно будет мало, — заверяю с полной уверенностью. — Мне всегда тебя мало, зай. Особенно сейчас.
Мила задумчиво хмурится, чем вызывает усмешку лишь мысленно, потому как физически все силы брошены на контроль. Осознание того, что мы так и заснули голышом, только все усугубляет. Но я держусь, и это стоит мне титанических усилий.
А затем она говорит довольно тихо и как-то сконфужено:
— После того… что произошло вчера?
Держусь. Всё еще держусь…
— После того, как я вернулся к тебе, как ночевал с тобой всю неделю, как ты была рядом на протяжении суток и сейчас, когда понимаю, что вынужден отпустить.
— Отпустить?
Смущение на ее лице сменяет растерянность. И я уже костерю себя за то, что этот разговор перешел на тему, которую я собирался преподнести иначе. Да и вообще… гораздо позже. Уж явно не сейчас, когда всё полыхает внутри.
— Я только «за», если останешься со мной здесь. Останешься? — каким-то немыслимым образом перевожу на смех, а затем кусаю ее губы.
— Нет… Не могу же…
На самом деле я на это даже не надеялся. Как бы не хотелось ее отпускать, понимаю, что это невозможно. Но один хрен некое уныние пробирает, и тогда уже перехожу к сути:
— В Москве не отпущу, — взглядом подтверждаю, закрепляю сказанное.
— Даже не спрашиваешь? — теперь уже веселится она.
— Зато предупреждаю. Есть время свыкнуться с мыслью.
Снова целую ее, лишая возможности говорить и мусолить решенный вопрос. Бессмысленно. Да и резерва на разговоры не осталось.
— Ты что-то говорила про повторить?
Не дожидаясь ответа, склоняюсь ниже и нападаю на ее офигенную грудь. Обрушиваюсь с бешенной жаждой, срывая крышесносные стоны с ее губ. Впиваюсь зубами, следом сосу и снова кусаю напряженный сосок, а затем зализываю с особой нежностью. Другой атакую рукой, несильно щипая, лаская и раскатывая между пальцами.
— Пиздец, какая ты, — хриплю на низких. — Не устану повторять… Охренительно вкусная.
По телу бомбят раскаты возбуждения, член в какой-то агонии скользит по промежности Ми, утопая в ее наслаждении, и требует войти на свою уже захваченную территорию. Осознанно торможу порыв, растягивая и без того лютое удовольствие.
Мила же… раскрывает ноги шире, выгибается навстречу и так сладко стонет… А когда обхватывает меня ладошкой и направляет к своему входу — из глаз словно искры летят.
Толкаюсь на всю длину не слишком спешно, но достаточно быстро, чтобы одуреть от предельных ощущений. А они другие… Не такие как в первый раз. Помутненным рассудком не сразу допираю, в упор не вижу причин.
Прошибает глобально. По всей площади тела колотит нещадно.
Пока натужно перевожу дыхание, Ми побуждает к движению — то прижимается ближе, то отстраняется на минимальное расстояние. И я, наконец, только сейчас понимаю, что ощущаю ее кожа к коже…
Крышу подрывает. Накрыло лютейше. Но я двигаюсь…
С сиплыми хрипами тащусь наружу и следом рвусь глубже, до новых припадков и потери ума. От размеренного скольжения до более быстрых толчков, пока не замираю, чтобы вынужденно снизить накал.