Но Сережа явно обосновался в мансарде надолго.
– А чего у тебя тут есть? – спросил он, осматривая помещение. – Где музыка? Видик есть? А почему нет? Так пойди и купи! Магазин аудио-видео, между прочим, через дорогу. Я советую домашний кинотеатр, только непременно с сабвуфером, иначе никакую музыку будет не послушать толком. И не потанцевать, кстати. Вы чего в Пскове слушаете? Небось «Ласковый май»?
– «Ласковый май?» – Катя и не слышала о такой группе. – Нет, мне «Сплин» нравится. Земфира… «Глюкоза» кое-что… Еще Ник Кейв, «Murder ballads»… А что сейчас слушают в Питере?
– Мне, честно говоря, по фиг, что слушать, – пренебрежительно отозвался Сережа. – Я больше автомобилями увлекаюсь…
Сережа оживился и принялся рассказывать о новой отцовской машине, потом о машине отца своего приятеля, потом о той машине, которую отец купил бы ему на совершеннолетие, если бы не был такой жадной сволочью…
Катя сидела, зевала, смотрела, как в бутылке падает уровень жидкости, и мечтала о том моменте, когда мартини иссякнет и Сережа наконец исчезнет из ее дома.
– Ты чего там, заснула, что ли? – пробудил ее от грез Сережин голос. – С табуретки вот-вот свалишься. Пересаживайся сюда!
«И вправду, усну и свалюсь», – подумала Катя и пересела. То, что это опрометчивое решение, она поняла сразу, но было уже поздно.
– Вот была бы музыка, мы бы с тобой потанцевали, – мечтательно объявил Сережа, ухватив Катю за талию потной рукой. – Белый танец при свечах… У тебя свечи есть?
«О Господи!» – мысленно простонала Катя, пытаясь отодвинуться от Сережи так, чтобы это не выглядело откровенной борьбой за свободу.
– Сереж, уже поздно, наверно, метро закроется, – намекнула она, краснея от собственной бестактности.
– На фига мне метро? – удивился незваный гость, прижимая к себе Катю. – Я тут рядом живу!
– Ты бы не мог слегка отодвинуться? Мне неудобно.
– А ты перестань мне локтем в бок упираться, так станет удобнее.
– Мне жарко! – жалобно сказала Катя.
– О чем базар – ты разденься! – с готовностью предложил Сережа. – Хочешь, помогу?
«Шутник!» – злобно подумала Катя и рванулась из потных объятий, намереваясь встать. Но Сережа со смехом потянул ее на себя, и она снова плюхнулась на кровать.
«А ведь он не шутит», – похолодев, поняла она.
– Ну чего ты дергаешься? – укоризненно сказал Сережа. – У вас во Пскове все такие закомплексованные? Нормально ведь сидим, оттягиваемся, а ты куда-то норовишь убежать…
«Он, наверно, не соображает, что делает. Он уже совсем пьяный. Он и пришел пьяный. Не надо его злить, – думала Катя. – Не надо вырываться, только хуже будет. Может, через десять минут он совсем напьется, захочет спать и сам меня отпустит».
Катин папа, когда перебирал лишнего, всегда ложился спать.
«Не то, – говорил, – я буянить начну».
Заснув, он не буянил, но мама все равно ругалась и потом неделю вспоминала, как он напился.
Тем временем Сережа сменил тему и от автомобилей переключился на девушек. Но хотя его монолог с каждой минутой становился все более бредовым, никаких признаков сонливости Сережа не подавал. Его пальцы бродили по Катиной спине, нащупывая застежку бюстгальтера. Катя отодвигалась, выставляла локти и страдала.
– Большинство девушек не умеют себя правильно вести! – вещал Сережа. – Они думают: если кривляться, ломаться или насмехаться над парнями и все такое, так это очень круто. А я не выношу, когда надо мной издеваются. Вот Лейку возьми: классная девка. А как скажет чё, весь день ходишь как облёванный. У меня такая была мысль! – Сережа оживился, даже шариться по Катиной спине перестал. – Только никому не говори, это секрет – познакомиться с какой-нибудь девчонкой помладше и воспитать ее как надо. Выдрессировать как собаку. Ну, в хорошем смысле. Чтобы скомандовал – «К ноге!» – и она уже тут, смотрит преданно в глаза и на все готова. А стерв ненавижу. Ты ведь не из таких? Я как тебя увидел, то сразу решил – ты мне как раз подходишь. Ты тихая, маленькая, складненькая, к тому же притворяешься скромницей. А во всяких журналах пишут, что те, кто притворяется скромницами, на самом деле самые страстные женщины…
«Не засыпает», – с тоской думала Катя.
Придется его гнать. Как же его поделикатнее выставить? Он ведь отцу нажалуется. А тогда – прощай работа, и жилье, и Питер с институтом, и здравствуй, Псковский педагогический и вечная тоска.
– Зачем нам всякие там ухаживания, цветы, кино и прочая пошлость? – продолжал токовать Сережа. – Давай, заинька, все это пропустим. Дай своей страсти вырваться на свободу! Тебе даже не надо мне ничего говорить. Когда преодолеешь робость – через полчасика, например, – просто намекни. Только откровенно, чтобы я сразу догадался. Не надо всяких там томных взглядов – я в этом ни фига не понимаю. Лучше расстегни кофточку. Ты чулки, кстати, с подвязками не носишь? Зря. Завтра же купи – очень возбуждающе…