Про то, что между нами нет разницы, все ясно, но остальное объяснить сложней. Какие доносы? Что за кровь? Видно, дело в перевозбуждении. В подобных случаях надо разговаривать тихо и стараться больше шутить. Только так победишь нетерпимость.
Наши так и поступили. Пришли к Булгакову не выяснять отношения, а попробовать начать сначала. Все же столько лет вместе — и лишь один день порознь. Может, лучше считать, что его не было? Что после пятнадцатого сразу наступило семнадцатое?
Булгаков мрачнел и только слушал. Затем в ответ на приглашение в парикмахерскую сказал: «Давно ли вас угощали самогоном? Ах, только на фронте? Тогда не хотите ли трапезу разделить?»
Самогон задобрит всякого. Без стакана такого не скажешь, а со стаканом — сколько угодно. Видно, для вас мир не настал, объясняли гости, если вы пришли с погромом. Впрочем, и для нас все впереди — раз мы не проявили великодушия. Да и вы сами, дорогой Петр, с мерой не в ладу. Непременно станете настаивать, что если одно, то ни в коем случае не другое.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПОСЛЕ ПЛЕНА
Иосиф и император
До приема во дворце оставалось несколько часов. Иосиф погулял в парке. Холодно. тепло. горячо. Наконец часы показали: пора. Еще немного, и он войдет в Большой зал Екатерининского дворца.
Не припомнить, когда такое случалось. Еврей из черты оседлости жмет руку императору. Затем они беседуют. Значит, дело не в новом чине, а в разговоре. Впрочем, погоны прилагались. Они лежали на небольшом столике и были готовы прыгнуть в руки своему владельцу.
Вот опять! Никто не торопит, а я спешу. Из-за этой дурной привычки что-то пропущу, а потом приходится возвращаться назад. Вы уже знаете о встрече с императором, а еще не сказано о наших первых днях в столице.
Настроение у нас было — о-го-го! Никто не верил, что светлая полоса скоро закончится. Если возникали проблемы, то они решались легко. Например, мы спорили: лучше протез или пустой рукав? Наконец согласились, что без протеза патриотичней. Зачем хвалиться японским подарком?
Дальше занавес закрывается. Я остался дома, а Трумпельдор отправился в Царское. Что ж, он участник этой пьесы, а я только зритель. Впрочем, правильней — слушатель. Правда, Иосиф рассказывал так, что я сразу все представил: это государь. бывший зубной фельдшер. наконец, георгиевские кавалеры.
Большой зал вытянутый. Видно, его строили для подобных событий. Лучшие наши воины стоят в ряд. Николай медленно идет вдоль строя. Одного похлопал по плечу, с другим перебросился словечком. Как они смотрели на царя! Каждый уже погибал за него и был не прочь умереть еще. Лишь бы он улыбнулся и сказал: «Благодарю».
В тот вечер император выглядел грустным. Он словно говорил: вот ведь сколько героев, а армия разгромлена! Правда, рядом с Трумпельдором он повеселел. Возможно, вспомнилась та граната, которую мой друг вернул японцам. На его лице читалось: может, новая война будет удачнее? Все же есть с кем побеждать.
Как уже сказано, на маленьком столике лежали погоны. А еще протез от русского императора. Так что наш расчет был правильный. Появись Иосиф в японском подарке, могла выйти неловкость.
Новый протез был не каучуковый, легкогнущийся, а деревянный, с шурупами на месте локтя. Что ж, ничего удивительного. Японцы мастера на что-то особенное, но по части прочности мы впереди всех.
Беседа длилась пять минут. Только это — большая честь, но все же важней интонация. Государь разговаривал нежно и требовательно. Пытался разобраться, чем может помочь. За это время они успели поспорить, а потом примириться.
Николай поинтересовался: не хотел бы юноша учиться? Если желаете стать врачом — для вас сделают исключение. Вы будете поступать не со своими соплеменниками, а в числе георгиевских кавалеров.
Хорошо, император — не наш командир. Тут бы Иосиф точно не выдержал. Впрочем, он и не согласился. Сказал, что у него планы немного другие. Ему хотелось бы на юридический.
Кстати, я много думал — почему не медицинский? Все же несколько лет рядом с зубоврачебным креслом! Если бы не фронт, он бы еще долго ставил пломбы.