«Кто такой я? — сказал он. — Исполнитель указаний сверху. В этом смысле — рядовой гражданин».
Губернатор знал, что Иосиф — герой. Так что время было потрачено не впустую. Впрочем, он не перетрудился. Поулыбался, вспомнил о Порт-Артуре и выбросил из головы вон.
Оставалось написать питерскому градоначальнику Драчевскому. Кстати, мы обращались к нему не впервые. Недавно по тому же адресу было отправлено требование об отмене смертной казни. Толстой в петиции не назывался, но это делалось в память о нем. Мы вроде как спрашивали: не забыли, к чему призывал гений? Так вспомните и устыдитесь.
Вряд ли наша цидуля дошла до Самого, но в его канцелярии ее точно обсуждали. Наверное, удивлялись: вот до чего студенты додумались! Это не они должны нас просить, а мы от них требовать! Учитесь, посещайте занятия — и, может, тогда вам воздастся.
Как видно, после телеграммы из Финляндии в канцелярии о нас вспомнили. Как же, как же. Совсем распустилась молодежь. Что ж, пусть привыкают. Прогуляться до столицы — это вам не то же, что прогуливать лекции.
Стоило это представить, и я опять скис. Теперь, думаю, не отвертеться. Придется померзнуть в тонких пальтишках... Тем удивительней то, что случилось потом.
Телеграмма не только дошла до адресата, но получила благожелательную резолюцию. Правда, билеты предлагалось купить за свой счет. Все же казна не бездонная. Тут только дай повод — и все захотят попользоваться..
Я рад-радешенек. Все же сыты и в тепле. Что касается того, кто платит, то разве это важно? Иосиф вроде тоже не возражает, но талдычит свое: «Нельзя во всем искать середины. Середина — это не то и не другое, по сути — ничто. Ты хочешь объективности, а на самом деле — закрываешь глаза. Да, с одной стороны, нам позволили, а с другой — указали наше место».
На самом деле середины я хотел от него. Правда, все усилия были напрасны. Это, знаете ли, все равно что волнующееся море. Вряд ли уговорами добьешься штиля.
«Что за дурак! — говорю я. — Это же глупо — все время настаивать на своем. Нельзя же так: хочу все и сразу. Может, сейчас покажешь слабость, а потом наверстаешь?
Мы с тобой пессимист и оптимист, — я все никак не унимаюсь. — Один думает — стакан наполовину пуст, а другой — наполовину полон. Все зависит от того, кто внимательней. Может, стоит приглядеться? Наша ситуация скорее смешная. Даже не наша, а их. Они напридумывали столько законов, что запутались. Даже сослать как следует не умеют».
Когда я чем-то обеспокоен, то становлюсь ворчуном. Если же взволнован Иосиф, то слышно каждое слово. Их очень мало, этих слов. Буквально десять-пятнадцать. Да. Нет. Почему? Если я дурак, то ты трус и предатель.
По всем этим поводам мой друг решил обратиться в независимую инстанцию. Написал статью. Пусть читатели «Речи» примут соломоново решение. Все же неправильно, когда одни законы для нас, а другие для остальных.
«Путь не дальний и не трудный, — писал Иосиф. — До Порт-Артура было дальше; в Порт-Артуре труднее. Чести меньше? Но это как посмотреть. Чести меньше, может, не тому, кто идет, а тому, кто отправляет».
Опять мы повздорили. Я сказал, что статью не опубликуют, а он был уверен, что в газете его примут как родного. Прав оказался я. В редакции его попросили поблагодарить градоначальника. Все же есть за что. Если бы не его милость, вам бы пришлось идти пешком.
Иосиф доказывал уже не мне, а редактору, что вряд ли это победа. Городской глава по должности обязан почитать норму. Можно только посетовать, что так происходит не всегда.
Это было не первое его поражение и, уж точно, не последнее. Теперь все так и пойдет. Он был народным героем, можно сказать — народным избранником, а стал таким, как все.
Словом, чудеса отменялись. Я вижу в этом не прихоть, а план. Кажется, тот, кто управляет нами, говорил: вот человек, подброшенный удачей и едва не летящий, а это другой, рассчитывающий только на свои силы. Первого остановить невозможно, а второй слаб перед всякой напастью.
В новом его положении не помогала даже храбрость. Он был такой, как я, как вы, как кто угодно. Конечно, случались удачи вроде привета от Драчевского, но все же это не то, что удавалось во время войны.
Мы опять с ним ругались. Вернее, ругался в основном я. Иосиф почти не отвечал. Возможно, мои аргументы его уже не интересовали. Он был — как бы сказать поточнее? — вроде как паровоз на пару. Сейчас раздастся свисток и — вперед! Дальше мы увидим исчезающий хвост и дымок на горизонте.