Главное, не споткнуться, не устать, не разочароваться. Попросту говоря, выдержать. Поэтому я от него не отставал. Может, тебе жениться? — опять советовал я. — Сразу поймешь, что прежде всего ты в ответе за близких. Насморк у сына станет событием столь же важным, как кораблекрушение.
Словом, что-то бормочу, а Иосиф ухмыляется. Тогда я думал, что это его упрямство, а сейчас понимаю — мое неведение. Больно долго мы жили далеко друг от друга. Это теперь мне известно, что в его словаре солдата появились новые слова. Мог ли он прежде обратиться: «Дорогая моя.»? Сейчас все его письма начиналось так.
У меня перед глазами ее фотография. Вот вы какая, Фира-Эстер! Смотрю в ваши глаза и соглашаюсь со своим другом. Да и вас как не понять. Такой один на всю Палестину. Высокий, стройный, отчаянный. К тому же человек с прошлым. Пустой рукав ясно говорит, что он старше сверстников на одну войну.
Иногда Иосиф называл ее не Эстер, а Эстерика. Больно непростая барышня. Непременно зарыдает или разобьет чашку, прежде чем добьется своего.
Почему женщины так себя ведут? Они защищаются. Да и ругают себя по той же причине. Мол, вот я какая плохая! Да еще некрасивая! «Глаза у меня карие, — писала Фира. — Когда я смеюсь, они становятся похожими на свиные. Нос у меня как у утки, губы как у негра.» В общем, оставь меня в покое. Сам ничего не получишь, да и я не обогащусь.
С ощущением независимости у Фиры все в порядке. Почти так же, как у целого государства. Даже сдав позиции, она не теряет суверенитета. Правда, теперь поступает наоборот. Не сердится и не отнекивается, а радуется тому, что их двое. Что можно попросить — и получить все, что захочешь.
Именно такая спутница ему требовалась. Ни на кого не похожая. С которой постоянно находишься в состоянии войны. Зато если одолеешь, то чувствуешь себя на седьмом небе. Вот это да! Не только японцы мне сдаются, но и такие упрямицы. Конечно, окончательной победы тут не может быть. День ходишь в победителях, а другой — в проигравших.
ДОКУМЕНТЫ
Все зависело не только от них. Уж очень все непросто. То он в Петербурге или в Лондоне, то она в Палестине или Египте. Получается не прямая линия, а штрих-пунктир. Встретились — расстались — встретились. Остается каждый день писать письма. Больно трудно дается разлука.
Можете ругать меня за то, что сую нос в замочную скважину. Поверьте, это не праздное любопытство, а желание понять.
Тут важно все. Прежде всего то, что он писал. А также знаки препинания и длина строк. Уж не говоря о том, что говорилось в первую и во вторую очередь.
Вот пример. Казалось бы, можно сказать все сразу, но он главное помещает отдельно. Сперва: «Желаю тебе здоровья, счастья и скорого возвращения домой в Пал.», а потом: «Конечно, я хочу быть там с тобою». Точка и вводное слово говорят о том, что уверенности у него нет. Оттого в утверждении слышно сомнение. Что-то вроде: думаешь ли ты так же, как я?
Последующее говорится как бы вдогонку. Мол, если мы будем вместе, то знай, что «шансы на удачу растут». Доказательства? Хотя бы то, что «сегодня с Вл. Евг. (Жаботинским. — Д. Б.) мы были приглашены к лорду Дарби (воен. министр), и он говорил с нами о Еврейском легионе для Палестины. Он за легион и обещал написать доклад Ллойд Джорджу».
Иосиф так распалился от этих планов, что под конец написал не смущенное: «Я хочу быть там с тобою», а убежденное: «Крепко целую тебя».
Еще одно послание из Петрограда на бланке Союза евреев-воинов Петроградского гарнизона. Читаю это письмо — и вспоминаю, как перечисляла Дора. Одно. Другое. Десятое. Все-то ей было интересно. Вот так и ее брат погружен в обстоятельства.
С Дорой все ясно — все-таки женщина. А Иосиф явно находится под влиянием Фиры. Вот откуда этот тон человека семейного. Не испытывающего высокомерия к мелочам. Буквально все считающего частью своей жизни.
Он начинает с того, что его товарищ «ожидает сионистской работы. Скоро. едет в Палестину». Затем — о том, что его родственники «в настоящее время живут в Финляндии», куда они отправились в надежде, «что там будет тише, чем в России». Под конец радуется отметкам сына приятеля. Как видите, малое и большое близко. Кажется, одно без другого не существуют.
Поначалу с Еврейским легионом все было непросто. Пришлось уговаривать англичан и своих. С кем это обсудить, как не с ней? Она не только поймет, но скажет нечто такое, что сейчас ему нужно больше всего.
«На всякий случай повторяю, чтобы об отряде никому ничего не рассказывала. Все, что я буду писать о нем, только для тебя: другим можешь говорить только, что „отряда еще нет и когда будет — неизвестно“... О соблюдении таинственности просил меня Вл. Евг. Просил — значит, нужно уважать. А дела с отрядом скверны. митинг прошел неудачно. Его, собственно, не было, так как с открытия заседания поднялся свист и крики. Зал трещал от криков и ломаемой мебели. Один молодец вскочил на стул и выкрикивал в зал самые гнусные русские ругательства. Одна женщина встала против трибуны, вперилась глазами. и произнесла с расстановкой: „Сволочь, собацие глаза, продазная скура“».