Не сразу дело делается. Образовались нити, завилась веревочка. Наконец я получил ответ. Да, все так, как вам померещилось. Недавно поступила рукопись от вдовы. Честно говоря, еще не читали. Вот вы и скажете, надо ли торопиться.
Все люди разные. Одни любят откладывать на потом, а другие постоянно спешат. Кто прав? Это смотря кто интересуется. Мне ближе два приятеля. Если что-то им удавалось, то потому, что они все время не успевали.
Правда, иногда размеренность тоже полезна. Вот как в этом случае. Говорю себе: не забывай о последовательности! Начни с того, как ты пришел к теме.
Ах, если бы я помнил, а сочинять не хочется! Ограничимся тем, что без повода не обошлось. Вскоре я не отделял себя от него. Существовал только ради того, чтобы что-то выяснить. Причем всякий раз было мало. Сразу хотелось узнать еще.
Доходили кое-какие новости. Оказывается, друзья почти не расставались. Прямо как Дон Кихот и Санчо Панса. Кстати, тут тоже не обошлось без желания победить великанов и обзавестись островом. Так что аналогия не натянутая.
Где искать Белоцерковского? Конечно, в «Энциклопедии пионеров и первопоселенцев страны Израиля». Представьте, всю эту работу проделал один Давид Тидхар. Вот кто действительно жил с пользой! Его издание прервалось на девятнадцатом томе. Не потому, что тема была исчерпана, а из-за того, что составитель умер.
Так вот Белоцерковского здесь нет. Правда, во втором томе на странице девятьсот шестьдесят восемь есть статья о Тове Хаскиной. Это та самая фельдшерица, что упомянута в протоколе обыска, проведенного у питерских палестинофилов. Тут говорится, что она приехала вместе с Давидом, но он вскоре вернулся.
Затем мне попалась берлинская книга Белоцерковского 1924 года. На обложке значилось: «ACHIJOSEF» или «Мой брат Иосиф». Вот каким было самоощущение автора и, возможно, жанр. Правильно определить его так: «брат о брате» или «остающийся об ушедшем».
В издании помещено фото Давида. Вот, оказывается, он какой. Много округлого: лицо, уши, очки. В шевелюре тоже есть изгиб: волосы не спадают на лоб, а зачесаны назад. На нем форма студента Сельскохозяйственных курсов, а значит, ему около тридцати.
Книга Белоцерковского рассказывает о том, другом, третьем, десятом, а карточка только о его юности. Правда, снимок оказался с секретом — кажется, он вместил и вторые тридцать лет. Настолько старше он выглядит.
Только я порадовался настоящему Белоцерковскому — и сразу скис. Вижу — год рождения не указан, а зато есть дата смерти. Якобы случилось это 14 апреля 1922 года.
Как говорится: если молва тебя похоронила, то ты будешь жить долго. Не знаю, что произошло в этот год и день, но он точно не умер. Да как вообще это могло быть? Уж очень близко от гибели друга! В реальности — в отличие от литературы — такие совпадения редкость.
Чаще всего бывает наоборот. Раз один погиб, то другой живет за него. Причем ему выпадает не среднестатистический срок, а ровно столько, чтобы сделать все, что задумал.
Помните, как Давид размышлял о мартирологе Альфреда Трумпельдора? Рядом с несколькими именами составитель ставит вопрос. Значит, сомневается. Никак не может согласиться с тем, что этих людей нет на свете.
Дело в том, что в такие суматошные эпохи легко пропасть. Если, к примеру, ты появился в пункте Б, то в пункте А тебя искать бессмысленно. Возможно, там уже напечатали твое фото с придуманной датой смерти.
Вот и Белоцерковский как сквозь землю провалился, но все же не исчез. Одно время существовал между Россией и Палестиной, а затем обосновался в Иерусалиме. Участвовал в каких-то обществах, пока не понял, что самое интересное — это то, что делаешь дома. Особенно ему нравилось сидеть на балконе и разбирать архив покойного друга.
Еще, как вы знаете, Белоцерковский писал. После тех записок, что вышли в Берлине, он предпринял еще две попытки. В сорок восьмом приступил к мемуарам, а в шестьдесят первом решил их продолжить, но работу не довел до конца.
Пришло время рассказать о рукописи. Представьте большую тетрадь вроде амбарной. Еще вклеено листов пятьдесят. Некоторые страницы заполнены с обеих сторон. Кажется, ему постоянно не хватало места. Вроде все уже сказано, но он непременно добавит.
Ну и почерк соответствующий. Буквы никак не умещаются в квадраты. Вот где простор для графолога! Он бы сказал: человек хороший, но беспокойный. Жизнь ему предлагает: вот вам квадрат (или линия), а он непременно ускользнет.
Судьба Белоцерковского делится на две части. Или на три. Вместе с Иосифом. Рядом с документами. В одиночестве. Самый сложный — последний этап. Вида Давид не показывал, но что тут объяснять? Хватит того, что он улыбался, а глаза говорили о том, что случилось непоправимое.