Выбрать главу

Разговор Б. Полевого и В. Шаламова, по словам Н Злотникова, происходил наедине, и откуда сведения у Григорьянца о его содержании, неясно. Слухи, слухи…

Смешная выдумка, что В. Т. боялся ареста и выходил на улицу с тюремной сумкой и в вафельном полотенце. Нет, надо знать меру вымыслу! Я к нему часто приходила в это время и могу сказать: во-первых, он ничего не боялся (и написал об этом[14]), во-вторых, с сумкой он ходил в магазин за продуктами, в-третьих, на шее носил шарф.

Что касается моего «полуофициального права распоряжаться рукописями В. Т.», то я хотела бы пояснить, что являюсь наследницей авторского права В. Т. Шаламова по его завещанию, нотариально заверенному в 1969 г. Мы с ним никогда не говорили на эту тему, и конвертик с надписью: «Экстренно в случае моей смерти» — он передал мне вместе с архивом в 1979 г. перед отправкой в дом престарелых. К завещанию приложил маленькое письмецо. Относительно «спецхрана». В четвертом выпуске «Путеводителя Центрального государственного архива литературы и искусства» — «Фонды, поступившие в 1967–1971 гг.» — на стр. 472 легко найти информацию о поступлении в архив фонда В. Т. Шаламова. (Он начал передавать свой архив в 1966 г.) Естественно, что о фондах «спецхрана» в открытом справочнике не сообщают. И у меня всегда под рукой были готовые к публикации тексты «Колымских рассказов». Варлам Тихонович говорил, что Маркс прав — есть идея, обретающая материальную силу. Это — сплетня.

И первые мои публикации Шаламова вышли в свет в 1981 г. (еще при его жизни) — стихи в журнале «Юность», а проза в 1987 г. — как только журналы стали брать его колымские стихи и прозу. Ни дня я не медлила. Книги, конечно, вышли позднее: стихи — в 1988, проза — в 1989.

И раньше никто не мог бы это сделать, что бы ни полагал Григорьянц. Ведь и Солженицын во всей своей фомкой славе и финансовой мощи не опередил Шаламова на журнальных страницах.

Там, где эссе не тщится вместить мемуары, оно содержит и кое-какие интересные мысли (последние два абзаца).

Об остальных мемуаристах я не говорю. Все равно остановить поток выдумок, а то и просто вранья невозможно.

О критиках

Конечно, писатель — публичное лицо, и в качестве такового подвергается критике. Это понятно. Непонятно, когда критик берет перо или садится за компьютер, элементарно не прочтя работ объекта. Пишут о Шаламове, в основном, эксплуатируя пару цитат, спор идет почти всегда об одном — вот Солженицын и Довлатов считают тюрьму «хождением в народ», а Шаламов считает лагерь — отрицательным опытом и т. п.

Так ведь речь идет о разных вещах — лагерь, страшный колымский лагерь ни Солженицын, ни Довлатов не видели. А тюрьму, Бутырскую тюрьму 1929, 1937 годов (до пыток) Шаламов и сам всегда вспоминал как лучшее место на свете — тепло, на работу не гоняют, читают лекции друг другу, говорят свободно, люди интересные… конечно, до «хождения в народ» (например, А. Генис «Довлатов и окрестности») Шаламов не додумался. Уж больно экзотическая, книжная идея.

Дорогие критики, исследователи, мемуаристы, прежде чем писать — прочтите, прочтите Шаламова! Там многое есть, если присмотреться, что и не снилось нашим мудрецам.

То отвесят комплимент, мол, Солженицын и Шаламов — самые знаменитые зеки.

Да не зека Шаламов давно — выпустите его из зоны в мир, он пишет о более глубоком и широком, чем зона — о Боге и человеке, в котором при насилии над его телом остается так мало от вложенного Творцом.

Знаю, что слова мои тщетны. Но прочтите, прочтите Шаламова, не пишите о нем, играя двумя-тремя цитатами, да еще собственными придумками, не старайтесь плюнуть в него ради острого словца (как М. Золотоносов).

Будьте честны с ним — он этого заслуживает.

«Выдвигая какую-нибудь гипотезу, не спешите подкрепить ее надерганными фактами, доказывающими Вашу мысль, и не опирайтесь потом на Вашу фантазию как на истину…»[15]

И об энциклопедиях. С горечью читаю я в статье Е. Шкловского о Шаламове в биографическом словаре «Русские писатели 20 века» — Дата рождения В. Т. 5 (18) июня 2000 г. — давно, в 1994 году уточнена.

Название эссе «<0 моей прозе>» — не авторское, это из письма ко мне, и я его даю в скобках.

Цитата из стихотворения Шаламова приведена неточно: «Не старость, нет, все та же юность…». У Шкловского — «вечность» — даже рифму не помнит автор статьи!

А библиография! Статья Е. В. Волковой называется «Лиловый мед», а не липовый. Упомянут только один выпуск «Шаламовского сборника», хотя в 1997 году вышел второй сборник, а также «Материалы IV Шаламовских чтений», а книга Е. В. Волковой «Трагический парадокс Варлама Шаламова вышла в 1998 г.

Ведь публикации 1998 года учтены во многих статьях Биографического словаря.

Но В. Т. не везет. В Биобиблиографическом словаре «Русские писатели. XX век» опять-таки неправильная дата рождения В. Т. (автор — А. О. Большев). Не указан последний прижизненный сборник писателя — «Точка кипения» (1977).

Над прозой Шаламов работает до 1982 г., если верить автору статьи, хотя умер В. Т. в январе 1982 г., не раз я писала — последние рассказы написаны в 1973 году. Статья, в целом, удачная, но неплохо бы расширить библиографию. Даже публикации «Вишеры» не указаны (1989).

Все-таки справочники должны быть безупречны — ведь они долговечны.

Двадцать лет спустя

Теперь, когда прошло много лет после смерти Варлама, я могу прикоснуться к некоторым обстоятельствам, которые тогда мне было и больно, и отвратительно вспоминать.

В очередной раз поражаюсь его проницательности. Как он говорил о ПЧ: «они затолкают меня в яму и будут писать письма в ООН…» Так и было. Он был беспомощен и не мог выгнать из комнаты ни Сашу Морозова, ни Анис, ни Хинкис… И тут ПЧ показало, на что способно: звонки Евтушенко, записи голоса, которые Морозов почти не разбирал, фотографии В. Т., «поставленные пострашнее», зарубежные публикации, осада директора сразу двумя женами с требованием зарегистрировать брак, планы вывезти больного, слепого, глухого старика за границу…

Мне говорил журналист Тумановский, посещавший тогда наш архив, о борьбе «жен», о склоках, кипевших вокруг В. Т.

А ему нужен был покой, только покой и записи стихов. А шум и склоки убивали его, как и врачебные комиссии, приводимые Хинкис. Что они могли понять — глухой, слепой, беспомощный старик. Разглядеть, что там, внутри, живет поэт, было не по силам эскулапам. Только в интернат для психохроников и могли его отправить — убить. Там он прожил 3 дня. Не устраивали бы шума и склок, прожил бы лишние месяцы.

Лишние месяцы в этом «рае», где было небо над лоджией, березы, еда, мысли, как сверчки, стрекотали в мозгу… Где он хотел жить

До последней минуты,До конца, до конца…

Его лишили одиночества, покоя, размышлений…

Теперь, когда ему скоро исполнилось бы 100 лет, а нашей дружбе — 41 год. Когда я вспомнила его слова, поступки, прочитала каждую строчку, написанную его рукой, я могу сказать — он был лучшим из людей XX века. Он был святым — неподкупным, твердым, честным — до мелочи — благородным, гениальным прозаиком, великим поэтом.

Я отдала тебе жизнь, друг мой Варлам, мой великий и добрый друг.

вернуться

14

Шаламовский сборник, вып. 1, С. 104–105. В. Т. Шаламов «О письме в «Литературную газету»

вернуться

15

Т. Г. Цявловская, ЛГ 6. 08. 97. Из писем 1967-77 гг.