Нюра наблюдала за моими действиями с невозмутимостью палача, терпеливо пережидающего последние шаги приговоренного. Я с благодарностью улыбнулся и в который раз отдал ей должное: только эта женщина с поистине ангельским характером могла столько лет терпеть в доме столь непрактичное существо как я. Потом еще подумал и прихватил термос с крепким чаем, рулон туалетной бумаги, дневник, карту, справочник туриста и роман Стругацких «За миллиард лет до конца света» — именно эта книга более всего соответствовала задачам экспедиции: там такой же зной и люди в экстремальных условиях поиска истины.
Итак, свершилось! Седьмого августа в девять часов пятьдесят две минуты с трехлитровой банкой в руках и с рюкзаком за плечами я вышел из дому. О чем не преминул сделать первую запись в дневнике. У нашего подъезда я обнаружил одинокую лавочку. Странно, подумал я, помнится, лавочек было как минимум две — это во-первых. А во-вторых, на них чуть не круглые сутки сидели бабушки, мамаши, а после их ухода — мужчины, употребляющие разного рода напитки. Оглядевшись, я обнаружил новый монолитный дом, который успели не только построить, но и заселить. Эта высотная башня занимала место прежнего зеленого сквера с качелями-каруселями и столом для «дворянского собрания» Раньше именно там засиживались мужчины за игрой в домино. И мамаши с детьми там же играли и гуляли. Здесь у подъезда по большей части сидели бабушки, соблюдая высокие нормы морали и нравственности граждан. Попробуй, пройти сквозь строй бдительных старушек, если ты покачиваешься от алкогольной интоксикации или, скажем, сопровождаешь нелегальную подружку, ввиду отъезда жены в отпуск! Уже через минуту после твоего преступления весь двор, вся общественная и партийная организация ЖЭКа будут мучительно решать, как спасти человека от алкоголизма или семью от развала.
Сидеть на скамейке оказалось весьма удобно: обзор хороший, тень от деревьев, аромат цветов от палисада, опять же доносятся мирные беседы жильцов из открытых окон — всё это располагало к длительной засаде с целью серьезного сбора разведданных. Вот на роликах катаются подростки, которых раньше можно было попросить слетать в булочную за батоном. Вон там, за углом соседнего дома, выглядывает ярко-синим мазком река, а над крышей дома левее возвышается странное циклопическое сооружение. Где же я его видел? А!.. Это же одна из высоток Москва-Сити! Оказывается, это ни сновидение кремлевского мечтателя, ни фотография Нью-Йорка, а самая натуральная реальность. Зато голубятня во дворе соседнего дома еще стоит! И если прищуриться, можно разглядеть белых голубей с роскошными хвостами за сетчатой стенкой второго этажа. А вот еще один штрих из далёкого прошлого: в окне первого этажа виднеется фотоувеличитель для печати фотографий в домашних условиях. Когда-то и у меня был такой, да выпросил один приятель на недельку, и не вернул. Нет, что ни говори, а у меня очень выгодная диспозиция. Да.
— Здорово, сосед! — услышал я чей-то громкий голос, невольно вздрогнул и оглянулся.
Оказывается, на моей лавке сидел мужчина в клетчатой ковбойке с красным улыбающимся лицом почитателя земных удовольствий. Его волосатая рука сжимала темную стеклянную емкость с чем-то бурым внутри. Он хлопнул меня по плечу и достал из черного полиэтиленового пакета такую же стеклянную емкость и протянул:
— Освежиться не желаешь?
— Благодарю, я уже выпил кофе.
— А-а-а! Так ты на кофе подсел! — разочарованно сказал тот. — Это ты зря. Сердце посадишь и тела совсем лишишься.
— Какого тела? — переспросил я.
— Ну как, трудовой мозоли! — Он встал и нежно, как ребенка, погладил большой живот. — В наши годы любой уважающий себя мужчина просто обязан носить живот. Вот помню, раньше иду я по улице, а прохожие тычут в меня пальцами и говорят: вы только посмотрите, какой он невидный и вовсе не солидный, сразу видно, жизнь его не задалась. А когда я приналег на пивко, уже никто такого неуважения не проявляет. Наоборот, народ оглядывается, останавливается и весело так говорит: эвона, эвона, каков мужчина идёт, прямо глаз радуется, ну всё при нём: и стать, и упитанность, и по всему видно, жизнь его удалась, и он с оптимизмом глядит вперед, в светлые дали развитого капитализма!