— Гаспар, покровитель Кламеси, — задыхаясь от смеха, кричал он. — Твой святой перевернулся вверх тормашками, и его шлем сейчас с него свалится.
Гаспар, поняв, что является общим посмешищем, не выдержал такого позора: он снял с себя камзол, швырнул его на землю и стал топтать ногами. Нахохотавшись, дядя хотел заставить Гаспара поднять камзол, но того уже и след простыл. Бенжамен бережно поднял камзол, нацепил его на конец палки и двинулся в путь. Тем временем появился господин Сюзюрран. Он уже протрезвился и вспомнил, что съел своих каплунов сам, кроме того, он потерял еще и свою треуголку. Бенжамен, которого очень забавляла вспыльчивость маленького человечка, принялся убеждать его, что он съел и треуголку. Физическая сила Бенжамена внушила господину Сюзюррану такое почтение, что он не рассердился и даже решил извиниться перед дядей. Помирившись, они вместе продолжали путь. В предместье они встретили адвоката Пажа.
— Ты куда идешь? — спросил он дядю.
— Как куда? — Обедать к моей дорогой сестрице.
— Нет, — сказал Паж, — ты пообедаешь со мной в гостинице «Дофина».
— Хорошо, а какому обстоятельству я обязан такой удаче?
— Объясню тебе это в двух словах. Богатый парижский лесопромышленник, которому я выиграл крупное дело, пригласил меня вместе с прокурором, — его он не знает, — пообедать в гостинице. Сейчас у нас карнавал, этим прокурором можешь быть ты, и я вышел тебя встречать, чтобы предупредить тебя об этом маскараде. Это вполне достойная нас проделка, и ты, конечно, не откажешься от этой роли.
— Это будет, в самом деле, забавный маскарад, — сказал, смеясь, Бенжамен, — но я не уверен, совместима ли с моим достоинством и деликатностью роль прокурора?
— За столом, — сказал Паж, — самый достойный человек тот, кто выпьет больше всех.
— Это правда, но если твой лесопромышленник заведет со мной разговор о своем деле?
— Я отвечу за тебя.
— А если ему завтра вздумается отдать прокурору визит?
— Тогда я приведу его к тебе.
— Все это прекрасно, но, надеюсь, что я не имею никакого сходства с прокурором?
— Нет, но ты постарайся походить на него, сумел же ты сойти за Вечного Жида.
— А мой красный камзол?
— Наш лесопромышленник — парижский ротозей, — мы уверим его, что такие камзолы носят все провинциальные прокуроры.
— А моя шпага?
— Если он ее заметит, то ты ответишь, что чинишь ею перья.
— Но кто же был в его процессе прокурором?
— Дюльситер. Неужели ты так бесчеловечен, что откажешься и заставишь меня обедать с Дюльситером?
— Я прекрасно понимаю, что с ним будет невесело, но если он узнает, что я пообедал вместо него, то потребует возместить ему убытки.
— Я возьмусь защищать тебя. Идем, я уверен, что обед уже на столе. Кстати, наш амфитрион велел привести с собой старшего клерка, где, черт возьми, я выужу ему этого клерка?
Бенжамен расхохотался, как сумасшедший.
— О! — воскликнул он, хлопая в ладоши, — это я беру на себя. Вот, — кладя руку на плечо господина Сюзюррана, сказал он, — вот твой старший клерк.
— Фи, — поморщился Паж, — но ведь он бакалейщик!
— Ну что же такого?
— От него пахнет сыром.
— Ты не гастроном, Паж, от него пахнет сальной свечой.
— Но ему шестьдесят лет.
— Мы представим его как старшину корпорации клерков.
— Вы мошенники и плуты, — опять поддаваясь своему вспыльчивому характеру, сказал господин Сюзюрран. — Я не бандит и не кабацкий завсегдатай.
— Нет, — сказал дядя, — он напивается только в одиночку у себя в погребе.
— Может быть, и так, господин Ратери, но я никогда не напиваюсь на чужой счет и не желаю принимать участия в грабеже.
— Но на сегодняшний вечер это необходимо; если вы откажетесь, то я всем расскажу, куда я вас подвесил.
— Куда же ты подвесил его? — спросил Паж.
— Представь себе… — начал дядя.
— Господин Ратери! — приложив палец к губам, воскликнул господин Сюзюрран.
— Ну, как, согласны вы итти с нами?
— Но поймите, что меня дома ждет жена, она решит, что я умер, что меня убили, и пойдет искать меня по дороге в долину Розье.
— Тем лучше. Может быть, она найдет вашу треуголку.
— Господин Ратери, дорогой господин Ратери, — умоляюще складывая руки, произнес господин Сюзюрран.
— Идем, — сказал дядя, — бросьте ребячиться. Вы должны мне дать удовлетворение за нанесенную обиду, а я должен отплатить вам за угощение угощеньем, и мы одним ударом убьем двух зайцев.
— Позвольте мне по крайней мере пойти предупредить жену.
— Нет, — становясь между ним и Пажем, ответил Бенжамен. — Я знаю госпожу Сюзюрран, я наблюдал ее за прилавком. Она запрет вас дома на двойной замок, а я не хочу, чтобы вы ускользнули от нас, нет, я ни за какие деньги не расстанусь с вами.
— Но мой бурдюк, что я с ним теперь буду делать, раз я клерк стряпчего?
— Это правда, — согласился дядя, — вам нельзя явиться к вашему клиенту с бурдюком.
Они шли в это время по Бевронскому мосту, дядя взял бурдюк из рук господина Сюзюррана и бросил его в реку.
— Негодяй Ратери, мерзавец Ратери! ты мне заплатишь за бурдюк! — закричал господин Сюзюрран. — Он обошелся мне в шесть ливров, но ты увидишь, во сколько он влетит тебе.
— Господин Сюзюрран, — принимая величественный вид, сказал дядя, — давайте уподобимся мудрецу, говорившему: Omnia mea mecum porto [Всё своё ношу с собою — лат.], то есть все, что мне мешает, я бросаю в реку. Смотрите, вот на конце этой шпаги висит великолепная воскресная одежда моего племянника. Одежда, достойная стать музейной редкостью. За одно шитье этого камзола уплатили в тридцать раз больше, чем стоит ваш несчастный бурдюк. Возьмите его, я жертвую его вам, ни минуты не колеблясь, бросьте его в реку, и мы квиты.
Так как господин Сюзюрран не трогался с места, то Бенжамен сам бросил камзол в реку и взял Сюзюррана и Пажа под руки.
— Ну, теперь идем, мы готовы, можно поднимать занавес!
Но человек предполагает, а бог располагает. Подымаясь по лестнице улицы Вио-Ром, они лицом к лицу столкнулись с госпожой Сюзюрран. Не дождавшись мужа, она пошла ему навстречу с фонарем. Когда она увидела его в обществе дяди и адвоката, репутация которых была далеко не из блестящих, ее беспокойство сменилось гневом.
— Вот, наконец-то, и вы, сударь! — закричала она. — Право, мне повезло, я думала, что вы сегодня вечером не вернетесь домой, нечего сказать, хорошо вы себя ведете. Какой хороший пример для сына!
Окинув беглым взглядом мужа, она тотчас же заметила, что он шел без всякой ноши.
— А где же ваши каплуны, сударь, где треуголка, негодяй? Где твой бурдюк, пьяница? куда ты все девал?
— Сударыня, — важно ответил Бенжамен, — каплунов мы съели, а треуголку он имел несчастье потерять.
— Как, это чудовище потеряло свою треуголку, треуголку, только что взятую из починки?
— Да, сударыня, он потерял ее, и ваше счастье, что, находясь в таком состоянии, он не потерял вместе с ней и своего парика. Что же касается бурдюка, то его отняли у него досмотрщики и составили протокол.
— Теперь я понимаю в чем дело, вы сбили с пути истинного моего мужа и еще издеваетесь над ним. Лучше бы вы занимались вашими больными, господин Ратери, и платили бы ваши долги.
— А разве я вам что-нибудь должен? — высокомерно опросил Бенжамэи.
— Да душа моя, — расхрабрившись под защитой жены, сказал господин Сюзюрран, — это они совратили меня с пути истинного. Он и его племянник съели моих каплунов, отняли мою треуголку и бросили в реку бурдюк. Этот негодяй еще требовал, чтобы я шел с ними обедать в гостиницу «Дофин» и изображал там клерка. Это в мои-то лета! Знайте, недостойный, что я сейчас же пойду к господину Дюльситеру и предупрежу его, что вы собираетесь обедать вместо него и его клерка.
— Вы видите, сударыня, — сказал дядя, — что ваш муж еще пьян и сам не понимает того, что говорит. Если вы доверяете мне, то идите домой, уложите его в постель и давайте ему каждые два часа пить отвар из ромашки и липового цвета. Я нащупал его пульс и уверяю вас, что он у него не в порядке.