Терзаемый подобными мыслями, домоправитель в рассеянности часто произносил негромкие, но довольно внятные монологи:
— Я схожу с ума… Разве можно так думать о его превосходительстве сеньоре графе Ковео! Какой я эгоист! Я дурной, злой человек! Что сделали мне эти два сеньора? И особенно дон Матео, мой добрый друг дон Матео? Нет, я вижу, как глубоко я заблуждаюсь, дон Матео всегда так деликатен, так любезен… Экая я скотина! Ну можно ли так дурно думать об этих славных людях?
И, желая загладить свою вину, бедный дон Тибурсио становился тем приветливее с гостями, чем предосудительнее были мысли, приходившие ему на ум.
Дон Матео пребывал в эти дни на вершине счастья. Он тысячу раз благословлял Клотильду за то, что она отвергла его любовь и предпочла ему графа: благодаря этому он приобрёл ещё большее влияние на своего бывшего ученика и уважение к себе многих других людей. Каждый, кто видел, как надменно дон Матео сидит в коляске, едва поворачивая голову, чтобы удостоить ответом своего прежнего ученика, а иногда и просто глядя в другую сторону во время разговора с ним, каждый, кто замечал, как сосредоточенно и чуть ли не с видом кающегося грешника граф внимает советам дона Матео, каждый мог легко ошибиться и перепутать роли двух этих сеньоров, приняв Матео за графа, а того за секретаря.
Отовсюду на графа дождём сыпались поздравления и добрые пожелания.
— Итак, сеньор граф, вы скоро вступаете в брак с прекрасной наследницей Армандесов? — часто спрашивали его друзья. И дон Ковео, изображая смущение, отвечал так, словно его застали врасплох и узнали тайну, которую он всячески старался сохранить.
Прежнего учителя графа тоже поздравляли, и он с ещё более важным и напыщенным видом, чем обычно, отвечал:
— Да, так я ему посоветовал. С одной стороны, человек его положения, будучи холост, служит дурным примером для общества. С другой, я питаю истинно отеческую любовь как к графу, так и к Клотильде. Вы же понимаете: я помню их с тех времён, когда они были от полу два вершка. Я знаю их лучше, чем они сами знают себя, и неколебимо убеждён, что они будут счастливы; все мои советы, помыслы и усилия именно к тому и направлены, чтобы составить счастье этой пары. Клотильда такая хорошая, да и граф прекрасный человек!
А так как каждое слово дона Матео, то ли случайно, то ли не случайно, доходило рано или поздно до доньи Луисы, она сочла за благо покрепче сдружиться с человеком, который имел столь большое влияние на графа, расточала отставному латинисту множество улыбок и жаловала его своей откровенностью.
И хотя влияние дона Матео было чистейшей видимостью, так как объяснялось не духовным превосходством бывшего учителя над своим учеником, а ловким манёвром притворщика-графа, латинист, сам того не ведая, превосходно играл свою роль. Во всём, даже в самых обычных житейских мелочах, он старался показать свою заботливость и предусмотрительность. Если граф поворачивал вправо, дон Матео тянул его влево, уверяя, что так лучше; если граф говорил, что уже поздно, дон Матео утверждал, что ещё рано. То же самое происходило и в остальных случаях. Таким образом, каждый имел возможность убедиться в том, какое влияние оказывает на дона Ковео его секретарь. Иногда граф возмущался чрезмерной назойливостью дона Матео и даже испытывал горячее желание поставить педанта на место, публично подвергнув его какому-нибудь унижению; однако случая прибегнуть к такой крайней мере не представлялось, потому что учитель, инстинктивно чувствуя неблагоприятные симптомы, мгновенно умерял свои заботы и попечение, вследствие чего сердечное согласие между двумя хитрецами восстанавливалось самым наилучшим образом, и посторонние не замечали, ценою какой эквилибристики достойный начальник и его рачительный секретарь умудряются избегать окончательного разрыва.
Однажды вечером, — к этому времени донья Луиса уже стала лучшим другом: дона Матео, который позволял ей баловать себя вниманием и отвечал на расположение матери Клотильды безграничной любезностью, — они долго рассуждали о браках и свадьбах и в шутку переженили некоторых друзей и знакомых, чтобы посмеяться над странностью этих вымышленных союзов. Наконец, словно это впервые пришло ей в голову, донья Луиса осведомилась:
— Скажите, дон Матео, но только совершенно серьёзно, хорошей ли парой были бы граф и моя дочь?