Большая, наполовину зажжённая люстра, хрустальные рожки и подвески которой были закрыты чехлом из чёрной материн, освещала мертвенно-бледным светом просторный зал.
Дон Тибурсио, одиноко сидевший в углу, не решался произнести ни слова. Он испытывал бесконечную тоску: казалось, со смертью доньи Луисы вокруг него в доме образовалась пустота, которую уже никогда не заполнить и которая всегда будет делать его положение здесь ложным и непрочным. Верный домоправитель последним поднялся со своего кресла, а когда сеньор граф и дон Матео прощались с ним, он почувствовал, что они не слишком охотно пожимают ему руку.
Едва он отошёл от них, как позади него послышалось:
— А что здесь надо этому субъекту?
Только теперь бедный дворецкий разглядел пропасть, которая разверзлась перед ним. Он зашатался, лестница закачалась у него перед глазами, у ног его заплясало большое красное пятно, а в ушах зазвенела странная музыка. Он не хотел верить тому, что слышит: может, это ему почудилось.
Он машинально обернулся, словно для того, чтобы убедиться в горькой правде, и, увидев насмешливую улыбку, ещё блуждавшую на губах дона Матео, почувствовал нестерпимое желание броситься на него с кулаками и ударить по лицу.
Но он был не в силах утолить свою месть: нанесённое дону Тибурсио оскорбление, казалось, не позволяло ему сделать шага назад и настойчиво толкало его на улицу.
— И правда! — пробормотал дон Тибурсио, выбравшись из дома. — Что мне теперь там надо?
И он заплакал, как ребёнок.
Неделю спустя старинный особняк семьи Армандес стал роскошным жилищем его превосходительства сеньора графа Ковео и его супруги.
XVIII. Последние приготовления
Жизнь в канцелярии била ключом, деловая лихорадка достигла предела. Слышны были только скрип перьев по бумаге да шелест быстро перевёртываемых листов, сшитых в пухлые папки, которые чиновники пронзали яростными взглядами и осыпали самыми страшными ругательствами.
Граф сидел в своём кабинете за большим письменным столом, заваленным папками, бумагами и объёмистыми пачками документов, и тоже что-то быстро строчил. Его перо, словно с помощью неких невидимых нитей, управляло целым отрядом других перьев: всякий раз, когда оно останавливалось, замирали и остальные, а в те дни, когда оно проворно летало по бумаге, все перья отплясывали неистовый танец.
Лестница была полна людей: они поднимались, спускались, задавали вопросы, жестикулировали, скрежетали зубами или старались успокоить своё неистово бьющееся сердце.
— Ого! И вы здесь?
— Да, сеньор, не знаю, зачем я им понадобился, просто ума не приложу. Несколько лет тому назад у меня, правда, было здесь одно дело, но я полагал, что оно уже давно улажено.
— То же самое и со мной… Похоже, что они здесь всё перевернули вверх дном. У меня, представьте себе, тоже очень старое дело…
— Как вы думаете, нас ожидает что-нибудь неприятное?
— Не знаю, потому и пришёл сюда… Но, судя по всему, ничего хорошего не будет…
Подобные разговоры поминутно возникали в приёмных и коридорах канцелярии. Все терпеливо и с некоторым страхом ждали своей очереди. Зачем это их так срочно вызвали?
Но каждый, кто входил в кабинет графа, мгновенно забывал свои тревоги. Сеньор Ковео встречал посетителя с улыбкой, просил садиться поближе, похлопывал даже раз-другой по руке; затем вытаскивал из ящика стола изъеденную молью папку с делом, с самым важным видом пробегал находящиеся в вей документы, наконец становился ещё более любезным, и в его голосе появлялись сладчайшие модуляции, которые напоминали нежные звуки флейты.
Кто мог устоять перед медоточивой лестью графа, его добродушными подмигиваниями, учтивыми жестами и в особенности его весёлостью, улыбками и шутками, невольно вызывавшими нервный смех, который обычно приходит на смену страху?
Некоторые посетители являлись с твёрдым намерением бороться за свои права любыми способами, но выходили из кабинета, краснея за свои дурные помыслы. Бороться? Что за глупость! Разве можно бороться с таким обаятельным человеком?
На других, кто приходил сюда не в первый раз, льстивые речи графа не оказывали желаемого действия. В таких случаях дон Ковео напускал на себя важность, подобающую его положению и рангу.