— Очень хорошо, — одобрил Доминго капеллан. — Ну, а вы что скажете?
— Я, — ответил дядя и, подражая Доминго, почтительно снял шляпу, — подтверждаю: всё сказанное им — такая же чистая правда, как то, что у меня был отец; я браню Доминго, сеньор священник, не за это, а за другое: ведь я приехал сюда с рекомендательным письмом от сеньора маркиза Каса-Ветуста, самого богатого и знатного человека в Мадриде, как вам должно быть известно, сеньор. Я же не олух царя небесного и ясно вижу, что эта гостиница не для меня.
— Но, милейший, — возразил капеллан, — здесь вам будет очень хорошо, и компания для вас найдётся подходящая — вы только взгляните на всех нас. Эй, позовите Гонсалеса! — крикнул он стоявшим наверху. — Скажите, что мы подыскали ему ещё пару жильцов. Ну-ка, ребятки, берите свой баул и тащите его наверх, — приказал он нам.
Увидев, как безапелляционно распоряжается тут всем сеньор капеллан, дядя не осмелился ему перечить и, несмотря на крайнее своё неудовольствие, согласился снять одну из комнат, предложенных нам Гонсалесом, хозяином этой захудалой гостиницы или, вернее, постоялого двора.
Пока мы поднимались наверх, обитатели дома, перешёптываясь и пересмеиваясь, следовали за нами. Дядя, заметив, с каким удивлением все разглядывают его, снова задрал нос, но я — то отлично понял, что постояльцы откровенно издеваются над ним.
— Теперь отдохните немного, — сказал капеллан, с чувством пожав нам руки и крепко похлопав по спиле.
Вечером нас пригласили отужинать за длинным столом, наскоро сооружённым из двух положенных на ящики досок.
Сотрапезники наши были весьма любезны и внимательны. Они заставили дядю болтать без умолку и с восхищением говорили о том неизгладимом впечатлении, которое произведёт на всю Гавану прибытие в неё подобной особы, обладающей таким чудодейственным рекомендательным письмом и состоящей в родстве с самим доном Хенаро де лос Деес. Но за столом занимались не только разговорами: постояльцы то и дело подбивали гостя поднимать бокал и осушать его.
К концу ужина дядю и его гостеприимных хозяев уже связывала самая сердечная дружба. Я попробовал было шепнуть ему, чтобы он не слишком-то доверял новоиспечённым дружкам, но дядя так рассердился на это, что, будь мы с ним наедине, он задал бы мне славную трёпку.
Не знаю, к каким дьявольским уловкам прибегли эти люди, но им удалось уговорить дядю той же ночью отправиться на поиски некоего бесценного клада. Несмотря на все свои усилия, я так и не понял, куда они хотели увести моего дядю и о чём ещё говорили с ним.
Спустившись вниз, я встретил Доминго, который ожидал нас у входа, и вступил с ним в разговор.
— Знаешь, Мануэль, у твоего дяди не все дома. Он, чёрт его побери, вообразил себя по меньшей мере графом! Ты же видел, какой шум он поднял. Клянусь богом, не появись сеньор священник, он отведал бы моего кулака. С тех пор как у меня пробились усы, я никому не спускаю подобных шуток.
Я изо всех сил старался оправдать дядю, и, когда Доминго предложил мне прогуляться, я согласился.
— Может быть, позовём и дядю? — спросил я земляка.
— Нет, пусть он остаётся наверху и строит из себя знатного сеньора. Прихватим его с собою в другой раз.
Уже смеркалось, и на улицах зажигались фонари.
Мы ещё не успели далеко отойти от «Льва Нации», как вдруг на улице, по которой мы шли, послышались свистки, крики, хохот, звон колокольчиков и грохот жестянок. Я испугался, а Доминго стал смеяться над моими страхами.
Причиной дикого гвалта, заставившего жителей броситься к дверям, окнам и балконам к вящему удовольствию возмутителей тишины, была толпа оборванцев всех возрастов и цветов кожи. Посередине шёл человек с лестницей, фонарём и колокольчиком. На нём был надет старый камзол с двумя большими, похожими на огромные пуговицы, картонными кругами на спине. На голове у него красовался здоровенный цилиндр, чьим-то ловким ударом надвинутый чуть ли не на самые уши.
Ликование толпы граничило с неистовством. От грохота жестянок и трезвона колокольчиков можно было оглохнуть. Проходя мимо, оборванцы едва не сбили нас с ног. Следуя примеру многих зевак, уже примкнувших к озорникам, мы с Доминго присоединились к этому шествию, встав в самый хвост процессии — подальше от толчеи и давки.
Вся эта орава то тихо, то бегом двигалась по мостовой: переходила с одной улицы на другую, потом снова появлялась на первой. Время от времени толпа останавливала человека с лестницей и требовала, чтобы он влез на неё и осмотрел какой-нибудь балкон, окошко или просто дыру в стене, откуда три святых царя-волхва Мельхиор, Гаспар и Валтасар[5] могут незаметно спуститься на землю. Сегодня, в канун праздника, они спешили к людям, нагруженные увесистыми золотыми цепями, монетами и коронами, корзинками с жемчугом и сапфирами, чтобы одарить этими богатствами тех, кто выйдет их встречать.
5
Мельхиор, Гаспар, Валтасар — библейские персонажи. Узнав о рождении Христа, они в сопровождении свиты и войска с дарами пришли в Иерусалим. Этот день — 6 января — католическая церковь отмечает как праздник.