Выбрать главу

Кроме всего прочего, в учреждениях всегда необходим добросовестный и толковый человек, который обучал бы новичков, поступающих на службу без самого элементарного представления об ожидающей их работе. Для подобных поручений никто не подходил лучше дона Бенигно, тем более что его политические взгляды были никому не известны. Говорил он очень мало, зато в сердцах часто кричал и безумно нервничал, когда ему досаждали.

Все, кому доводилось бывать в канцелярии, с любопытством и уважением взирали на пожилого человека с благородным лицом, который усердно писал, не отрываясь от работы и делая лишь самые необходимые движения: перекладывал документы, сгибал листы бумаги и обмакивал перо в чернила. Он походил на восковую фигуру; в его размеренных движениях было что-то механическое.

Единственным недостатком дона Бенигно была его раздражительность. Бедняга, замурованный в битком набитой бумагами комнатушке, болезненно переживал каждую такую вспышку гнева, ранившую его до глубины души. Поэтому состояние раздражительности стало обычным для нервной системы дона Бенигно: муха, трижды пролетевшая мимо, клякса, посаженная на лист во время писания, отпечаток сальных пальцев на бумажке, — словом, любая мелочь могла привести почтенного старика в сильнейшее возбуждение.

И тогда механизм портился. Государственный служащий принимался выделывать такие жесты и движения, которые, попытайся я описать их, показались бы невероятными каждому, кто знаком с расположением костей в скелете современного человека.

Просидев тридцать лет в одной и той же комнате, дон Бенигно безошибочно знал место каждой из бесчисленных бумажек, заполнявших подвластный ему отдел канцелярии, Как только старик получал распоряжение разыскать одну из них или когда кто-нибудь, желая самолично удостовериться в чёткости его работы, из любопытства просил у него справку, дон Бенигно, даже не заглядывая в имевшийся у него реестр, немедленно снимал с полок целые ряды и огромные кипы толстых папок. Он не раскрывал их, иногда даже не читал надписей на них, а просто вручал нужную папку и объявлял с несокрушимой уверенностью математика, предлагающего простейшее решение задачи:

— Держите, вот она. На странице номер такой-то вы найдёте интересующие вас данные.

Название селения или города, где происходило событие, даты, имена участников, последовавшая развязка, законы, королевские указы, распоряжения и постановления по данному делу — всё это несравненная память дона Бенигно хранила самым поразительным образом.

Вся его гордость и слава, все его самые сокровенные мечты были связаны с этой комнатушкой и заполнявшими её бумагами, к которым он так привязался. Высшим блаженством для дона Бенигно было признание его служебных талантов.

— Ну что вы, дорогой друг! — отвечал он с напускной скромностью, так как в действительности был непоколебимо уверен, что никто не в силах заменить его без ущерба для дела. — Впрочем, тридцать лет практики что-нибудь да значат.

За всё время его ни разу не вознамерились повысить в должности: во-первых, потому, что другие места были более денежными, менее ответственными и требовали меньше знаний и труда; во-вторых, никто не отваживался заменить дона Бенигно на его посту.

За тридцать лет ежедневной работы в своём отделе он лишь дважды позволил чужим рукам коснуться его бумаг и то лишь потому, что был не властен воспрепятствовать такому вмешательству. В первый раз это произошло, когда дон Хенаро начал свою стремительную и блестящую карьеру при поддержке своего влиятельного отца. Во второй раз это случилось во времена, к которым относятся наш рассказ и наше зачисление на должность практикантов; другими словами, на этот раз осквернителями доверенных неподкупному дону Бенигно сокровищ, на которые зарился алчный дон Хенаро, стали мы с дядей.

Легко представить себе, как страдал бедняга дон Бенигно, видя, что его папки летят на пол, где их безжалостно скребут наши куцые метёлки; что его письменный стол покрывается слоем тончайшей пыли, на которой отпечатываются следы любого коснувшегося её предмета, в том числе очертания локтей и кончиков пальцев столь чистоплотного чиновника, как он.

Однажды дон Хенаро позволил себе намекнуть дону Бенигно, что ему следовало бы разрешить нам входить в отдел и вытряхивать папки в его отсутствие, дабы мы не беспокоили почтенного старца в часы работы. На это дон Бенигно с решительностью, на которую он никогда не отваживался при начальстве, объявил, что не допустит подобного, пока состоит на службе.