Дон Фульхенсио от души расхохотался. Тут дядя не вытерпел и вскочил на ноги с такой стремительностью и невежливостью, что благодушное настроение дона Фульхенсио разом исчезло.
— А, вот оно как! Уж не полагаете ли вы, что любой может безнаказанно вломиться в порядочный дом и беспокоить людей своими глупостями? В какой стране вы живёте, любезный?
— Хорошо, на этом и покончим, — ответил дядя.
И, нахлобучив шляпу, двинулся вниз по лестнице, дон Фульхенсио с негодованием последовал за дядей, продолжая отчитывать его. По мере того как гость удалялся, хозяин постепенно повышал голос, и до дяди отчётливо донеслись следующие слова:
— Что только не лезет в голову этим голодранцам! Вымолят себе должностишку на три песо, напялят на себя модный костюм, побывают разок в театре и, видите ли, уже воображают, что могут соблазнять наших дочерей и дерзко разговаривать с нами, родителями. Куда, однако, занёсся этот выскочка! Мне и в голову не пришло, когда я увидел этого расфранчённого хлыща, с какой целью он сюда пожаловал.
Получив столь жестокий удар по самолюбию, дядя остановился посередине лестницы и яростно прорычал:
— Я пришёл к вам в дом не затем, чтобы кому-то досадить: у меня были честные намерения.
Но дон Фульхенсио уже так разошёлся, что ничего не слышал.
— Разве мы с вами знакомы? Кто вы такой? Какое право имели являться сюда и беспокоить меня? Разве моя дочь ответила на любовь, которую вы ей предлагали? Могу поклясться — нет! Уходите!.. Убирайтесь!.. Чтобы ноги вашей тут не было!
Слова эти сопровождались лаем маленькой лохматой собачонки: увидев, как взбешённый дон Фульхенсио размахивает руками, она тоже принялась изливать свой гнев на незваного гостя. Когда же собачонка чересчур близко подбежала к ступеньке, на которой остановился мой дядя, он попытался незаметно ткнуть её тростью, по животное увернулось.
Вновь увидев в вестибюле своё искажённое отражение на блестящей поверхности глазурованных плиток, дядя почувствовал нечто вроде угрызения совести или раскаяния.
Нет, не надо было ему переступать порог этого жилища, где белые плитки и проклятый красный шар, подвешенный к люстре в зале наверху, так изуродовали его фигуру!
Отойдя от дома на два или три шага и почувствовав на своём пылающем лице свежее дыхание ветерка, дядя улыбнулся и принялся напевать всё ту же песенку «Глотай, собака», которая совсем подавно придали ому столько душевной бодрости. Затем пожал плечами, расхохотался и подумал: «Если бы выгорело — хорошо, не выгорело — тоже неплохо».
Уверенной поступью бывалого солдата он взобрался на пашу мансарду и долго стоял у окошка, созерцая мелкие листочки папоротников, выросших между кирпичами тёмно-зелёной от плесени стены, которая, словно плотный занавес, не пропускала к нам на чердак солнечный свет.
Когда часов около четырёх я вернулся из канцелярии, дядя, не опустив ни малейшей подробности, поведал мне обо всех событиях этого достопамятного дни. Он пересыпал свой рассказ насмешками над Авророй и ловко передразнивал дона Фульхенсио, изображая жесты и поведение любезного хозяина, когда тот встречал гостя, а затем, разъярённый донельзя, выпроваживал его.
Вечером дядя направился в роскошную гостиницу, где жил дон Хенаро. Дядя хаживал туда не часто, ибо нашему превосходительному родственнику не хотелось, а может быть, и не приличествовало выставлять напоказ свою близость с нами. Поэтому, увидев своего простоватого кузена и подопечного, дон Хенаро не скрыл неудовольствия.
— Вот как? Значит, ты уже получил официальное уведомление? — спросил дон Хенаро.
Дядя не понял вопроса. Дои Хенаро, видимо, сообразил, что брякнул лишнее.
— Выходит, ты ещё ничего не знаешь? Очень приятно! — воскликнул он с напускной весёлостью.
Затем дон Хенаро уселся в кресло и вперил глаза в потолок — это была его обычная поза в критические минуты.
— Дорогой братец, — несмело начал дядя, — дон Фульхенсио не позволяет своей дочери выйти за меня.
— Понятное дело! Я не раз предупреждал тебя об этом, — ответил дон Хенаро, не отрывая взгляда от потолка. — Но женитьба зависит не от старика, а от Авроры и от нас с тобой; значит, ничего страшного не произошло.
Дядя понял, что начал не с того конца и что если разговор пойдёт по такому руслу, то ему, вопреки предположениям, не удастся легко и быстро договориться с кузеном. Поэтому он продолжал так:
— Но Аврора тоже не хочет идти за меня… Я это знаю…
Дон Хенаро вскочил, впился глазами в дядю и, ударив кулаком по подлокотнику кресла, вскричал:
— Вот как! Значит, ты отмочил очередную глупость, Висенте?