Провожатые втолкнули нас в этот погреб, с грохотом заперли тяжёлую железную дверь и ушли.
По мере того как удалялся свет фонаря, тени от прутьев решётки, увеличившись до огромных размеров, двинулись, как некие странные фигуры в фантастическом шествии, по стенам нашей вонючей камеры, пока не достигли края решётки, где слились друг с другом и исчезли совсем.
Всё погрузилось в безмолвие и мрак.
Я стал ощупью искать противоположный угол камеры и добрался до него гораздо быстрее, чем предполагал: наша ужасная темница была настолько мала, что, сделав два-три шага, человек уже наталкивался на решётку или на одну из стен.
Я уселся в углу и несколько часов подряд дрожал от пронизывающего холода, причиной которого была страшная сырость. Во рту у меня всё пересохло и ощущалась горечь, в висках стучало. Так я и сидел, не в силах отдать себе отчёт, что же со мной происходит.
Часов в семь утра в камере забрезжил рассвет. В окошко, расположенное пол самым потолком и забранное железными прутьями, которые были выкрашены чёрной, краской и усажены шипами, неторопливо заглянуло солнце. Оно вычертило на полу большой квадрат, осветивший темницу желтоватым светом и вселивший мне в душу неизбывную тоску. Какую глубокую печаль нёс с собой этот свет! Казалось, он рождён не солнцем, а умирающим пламенем гаснущей свечи.
Время от времени тишину нарушал звон кандалов, взрывы хохота, угрозы и голоса людей, говоривших на странном жаргоне и изрыгавших самые страшные богохульства.
Часов в девять я услышал звук шагов. Казалось, кто-то идёт по длинной сводчатой галерее.
Шаги приближались.
Человек подошёл к решётке нашей камеры, и по очертаниям его фигуры я узнал пришельца: это был дон Хенаро. Прикрыв рукой глаза, чтобы его не слепили солнечные блики, и прижавшись лицом к прутьям, он долго стоял, вглядываясь во мрак камеры.
Когда я увидел дона Хенаро, меня словно обдало холодом. Я подумал о том, как подло он отомстил нам.
— Эй! Вы тут? — спросил дон Хенаро.
Мы не могли вымолвить ни слова.
— Ба, да здесь, кажется, никого нет! Эй, Висенте, ты где? А ну, вставай! Что? Закрыто?
Ключ в замке повернулся, и дверь нашей тесной камеры отворилась.
— Э, да вы неплохо устроились, хотя тут, конечно, скучновато и света мало! Не правда ли, друзья мои? — шутливым тоном произнёс дон Хенаро, входя в нашу темницу.
Мы с дядей благоразумно помалкивали.
— Да что же это такое? Уже загрустили? Напрасно — вам нечего бояться! Сразу видно, что вы — новички в таких делах ничего не смыслите.
Весёлость дона Хенаро была нам крайне неприятна как по причине положения, в котором мы находились, так и потому, что нам редко доводилось видеть нашего родственника таким разговорчивым и весёлым.
— Судья ещё не заходил к вам? — спросил он нас.
Мы с дядей вздрогнули. «Судья! Как! К нам должен зайти судья? Значит, мы столкнёмся лицом к лицу с представителем земного правосудия?» — подавленно думали мы.
— Мой вопрос огорчил вас? — прервал наши размышления дон Хенаро.
— Значит, нам придётся разговаривать с судьёй? — пролепетал дядя.
— Да, дружище. А что? Не бойся ничего — я здесь и, как всегда, помогу тебе, хотя ты и показал себя столь неблагодарным.
Эти слова дон Хенаро произнёс с такой неподдельной искренностью, что дядю охватило желание пасть к ногам своего покровителя и попросить у него прощения. Сказать по правде, я и сам отчасти испытывал подобное стремление. Мы чувствовали себя столь несчастными и беззащитными, что, если бы в ту минуту нам предложил свою слабую поддержку малый ребёнок, мы, не колеблясь, приняли бы и её.
— Повторяю: вам нечего бояться — всё будет только чистой формальностью. Понятно? — говорил дон Хенаро, всячески успокаивая нас и ободряюще похлопывая по спине.
Затем он подмигнул нам:
— Я всё улажу, понятно? Но смотрите, ни на шаг не отступайте от моих указаний, иначе вы погибли.
Мой дядя раз сто клятвенно заверил его, что в точности повторит всё, чему его научит наипревосходительный и высокороднейший сеньор. (В эти тяжёлые минуты мой дядя забывал, что доводится дону Хенаро двоюродным братом, и благоразумно остерегался обращаться к нему на «ты».)
Дон Хенаро вынул часы, взглянул на них и продолжал: