— Рад видеть, что сеньор граф проводит день своего торжества, наслаждаясь всей полнотой счастья; дай вам бог ещё сто лет такого же благополучия и здравия.
— Как? — удивился граф. — Это всё мне? Но это ошибка — мои именины не сегодня.
И, чтобы окончательно убедиться, не ошибся ли он, граф развернул газету и прочёл там имя святого, чей праздник приходился на этот день; затем презрительно пожал плечами и изрёк:
— Хорошо, оставь эти карточки на столе… Как всё это смешно!
Когда привратник вышел, граф дал себе волю и с горделивой улыбкой взглянул на поднос и лежавшие там послания, которые свидетельствовали о том, как много друзей у его сиятельства. Он запустил руку в груду карточек, и всякий раз, когда граф видел крест или корону, отпечатанную над чьим-нибудь именем, взгляд его оживлялся. Перевернув одну из карточек, он заметил несколько написанных от руки строк, машинально поднёс карточку к глазам и прочёл:
«Сердечно поздравляю Вас, Превосходительнейший и Сиятельный сеньор Граф Ковео, с замечательной речью, которую Вы произнесли вчера вечером, и желаю Вам других подобных же триумфов. Всегда к Вашим услугам. Ваш горячо любящий и преданный друг Маркиз А.».
— Чёрт возьми, теперь мне всё ясно! Ну и осёл же я, право! Как это я сразу не сообразил? — Именно так подумал вслух граф и затем шёпотом добавил: — А ведь нужно, пожалуй, отослать пустой поднос обратно.
Действительно, подносу следовало оставаться у дверей, ибо привратник уже принёс новую охапку карточек.
— Там пришли два каких-то человека. Они желают переговорить с вами, — доложил он, вручая хозяину белые кусочки картона.
— Вечно ты со своими глупостями! Новости в газете и те прочесть некогда! Ступай скажи, пусть войдут.
Привратник, взял поднос и ушёл. А в комнату с благоговением, с каким вступают в храм, вошли два толстощёких и красных от смущения парня; они жались друг к другу, словно ища в соседе опоры или желая набраться от него мужества. Они принесли рекомендательное письмо, которое вручили графу после неуклюжих поклонов и бесчисленных приветствий, произнесённых еле слышным голосом.
Граф углубился в письмо, а закончив чтение, спросил у пришельцев:
— Итак, вы тоже мои племянники?
— Да, сеньор, ваш батюшка приходился двоюродным братом…
— Так, так. За полгода мне представилось по меньшей мере тридцать племянников. Вот уж не думал, что у меня такая многочисленная родня.
Смущённые парни собрались было подробнее описать родственные узы, соединявшие их с графом, но тот, слегка посмеиваясь, прервал их:
— Ладно, ладно. Но сначала я должен устроить ранее прибывших племянников, так что вам придётся подождать, пока я не выполню уже данных мною обещаний. Однако вы можете быть вполне уверены, что я о вас не забуду.
Опечаленные молодые люди удалились, а граф, яростно выпустив клуб дыма, воскликнул:
— Чёрт подери, что за удел быть американским дядюшкой! Племянники прямо косяком идут!
Немного погодя явился Виктор, негр-кучер, и доложил, что он передал распоряжение графа сеньору секретарю канцелярии.
— Отлично, парень, отлично! Тебе прямо цены нет.
Плутоватый кучер ухмыльнулся.
— Теперь, — продолжал граф, — ступай и узнай, как там с завтраком.
Виктор отправился в столовую и вскоре вернулся с известием, что завтрак подан. Граф отшвырнул газету, которую, не читая, держал перед глазами, и пошёл в столовую.
Было около двух часов дня — время, когда граф обычно завтракал. Столовая представляла собой просторную, роскошно обставленную комнату и была в этот час залита светом, весело игравшим на белой тиснёной скатерти стола, на котором красовались блюда с аппетитными яствами, искусно приправленными зеленью, овощами и ароматными соусами.
На стенах висели дорогие, написанные маслом натюрморты с изображением различных фруктов; за стёклами двух буфетов ровными рядами стояли рюмки, блюда, серебряная и фарфоровая посуда — вся эта утварь была сделана мастерски и стоила немалых денег.
Сеньор граф сел перед единственным на столе прибором, поудобнее расположил свой животик, развернул сложенную салфетку, сунул кончик её за ворот сорочки, чтобы не испачкаться, отломил кусочек хлеба, отправил его в рот и принялся жевать.
В тот же миг появился привратник и скорее поклонами и почтительными жестами, чем словами, сообщил сеньору графу, что какой-то человек жаждет с ним поговорить.
— Господи Иисусе! Позавтракать и то спокойно не дадут! Скажи ему, чтобы обождал!
— Слушаюсь, слушаюсь, — пробормотал привратник извиняющимся тоном: он понимал, как несвоевременен его приход.