Граф молчал довольно долго, ожидая ответа дона Матео, но тот оставался нем и неподвижен, словно изваяние, и, засунув руки в карманы, упрямо глядел себе под ноги.
— Дон Матео! — воскликнул наконец граф, теряя терпение. — Вам отлично известно, что я человек дела и уж если что-либо начал, то довожу до конца. Готовы ли вы мне помочь?
— О, всегда и во всём, дорогой ученик! Приказывай!
— Браво, дон Матео! — обрадовался граф, сердечно пожимая руку своему бывшему учителю. — Так вот, на первый случай мне нужно знать, где живёт девушка, которую вчера вечером мы видели в сквере.
Дон Матео назвал адрес. Граф записал его и объявил:
— Этого достаточно.
Затем он поблагодарил своего секретаря, и тот ушёл.
Дон Ковео кликнул привратника и распорядился разыскать Доминго. Он не замедлил явиться. За ушами у него было заложено по перу.
Ношение перьев за ушами было давнишней и неизменной слабостью отставного лодочника. Делал он это из мальчишеского тщеславия: пристроив перья подобным образом, Доминго показывал всем и каждому, что он — обладатель должности, занимая которую приходится много писать. Однако самое любопытное заключалось в том, что Доминго никогда ничего не писал: стоило ему нацарапать дюжину строк, как рука у него начинала ныть от боли.
— Пресвятая Мария! — восклицал он в таких случаях и прекращал писание. — Вёслами куда легче ворочать! Ну и тяжелы же эти пёрышки!
И он с досадой швырял перья на пол.
Когда Доминго вошёл в кабинет, граф вручил ему адрес, полученный от дона Матео, и приказал:
— Поинтересуйся, Доминго, кто живёт в доме, богаты ли его владельцы и как зовут дочь хозяина. Понятно?
Доминго с радостью выполнял подобные поручения графа: при своей наивной и простоватой внешности он ни у кого не вызывал подозрений и с поразительной лёгкостью выведывал всё, что надо; поэтому он немало дивился, с какой это стати граф благодарит его и даёт ему новые доказательства своего расположения за столь нетрудные и необременительные услуги.
Нетерпеливому влюблённому не пришлось долго ждать необходимых сведений. В тот же вечер Доминго прямо посреди улицы остановил коляску графа, и начальник с подчинённым вступили в непринуждённый разговор на глазах у всех прохожих. Оба были весьма довольны, что эта приятная беседа ведётся именно на публике. Доминго преувеличенно жестикулировал и более обычного повышал голос, а граф изображал на лице благосклонную снисходительность, что придавало ему вид великодушнейшего в мире человека.
Бывший лодочник действительно на славу справился с порученным делом. Всё, что надлежало узнать, он выведал у привратника, оказавшегося его земляком. Доминго быстро завязал с ним самую тесную дружбу, и они тут же уговорились отправиться по этому случаю в соседнее кафе и пропустить по рюмочке.
Беседа их велась с глазу на глаз с откровенностью и воодушевлением двух друзей, не видевшихся долгие годы и теперь, при встрече, испытывающих то радостное волнение, при котором развязываются языки, поверяются секреты и передаются сплетни, — одним словом, вытаскивается из-под спуда богатый архив, питающий необходимыми сведениями красноречие простых, невежественных людей.
Однако к чести Доминго следует сказать, что если бы не приказ графа, то он, выйдя из таверны, постарался бы забыть или по меньшей мере сохранить в тайне всё слышанное.
Доминго узнал, что девушку зовут Клотильдой. Отец её, дон Диего Армандес, умер несколько лет назад, а пожилой господин, сопровождавший её, носил имя дона Тибурсио и был всего лишь дворецким у матери девушки. Эта сеньора, страдавшая тяжёлым недугом, который приковал её к постели, была богачкой и принадлежала к одной из самых старинных и родовитых семей в Гаване.
Когда Доминго выложил все добытые им сведения, элегантная коляска графа величественно и неторопливо покатилась дальше. Давно уже дон Ковео не был так доволен.
Фортуна по-прежнему потворствовала его капризам и баловала его своим вниманием. О, она достаточно долго стояла к нему спиной! Но недаром ещё в те времена, когда он прогуливался по этим местам и находился во власти самодовольного дона Хенаро, задиравшего нос перед всяким и каждым, он, Висенте Куэвас, предчувствовал, что его ждёт большое будущее. Не раз ему рисовалось в мечтах, — да, именно так и было, — что он полулежит именно в такой вот коляске, запряжённой именно такими лошадьми, и привлекает внимание всех прохожих, которые почтительно глазеют на него. Он видел себя за столом лучшего ресторана, где, заткнув за воротник салфетку, он сидит у окна, глядя на улицу, сидит именно так, как люди, вызывавшие у него в былые времена яростную зависть. А теперь пройдёт ещё немного времени, и Клотильда займёт пустующее пока что сиденье в коляске справа от него. Он уже представлял себе, как он едет подле прекрасной, нарядной, благоухающей и увешанной драгоценностями молодой женщины. Его желания, его мечты о счастье сбывались с поразительной точностью.