Выбрать главу

Дон Тибурсио, сам не зная как, спросил Клотильду:

— Вы не знаете, кто этот сеньор? Я сталкиваюсь с ним на каждом шагу.

Клотильда направила бинокль на господина в ложе и вполголоса ответила:

— Припоминаю, что тоже видела его, но где и когда — затрудняюсь сказать.

В эту минуту в ложу Клотильды зашёл один из её знакомых, и девушка, не устояв перед демоном любопытства, воспользовалась случаем, чтобы рассеять свои сомнения:

— Не знаете ли вы, кто вон тот полный сеньор в ложе, который сейчас наводит на всех бинокль и улыбается?

Описание было как нельзя более точным. Полный господин действительно наводил в этот миг на публику бинокль и плутовато улыбался. Знакомый Клотильды лишь усмехнулся и не проронил ни слова.

— Как! Вы тоже его не знаете? — не унималась Клотильда.

— Скажите, Клотильда, вы сегодня в весёлом расположении духа? — в свою очередь осведомился её собеседник.

— Не понимаю вас.

— Я вижу, вы сегодня склонны шутить.

— С чего вы взяли?

— Значит, вы и вправду не знаете этого сеньора?

— Честное слово, не знаю.

— А дон Тибурсио?

Дворецкий отрицательно покачал головой.

— Как же так? Его вся Гавана знает!

— А я, повторяю вам, не имею чести знать его, — отвечала несколько уязвлённая Клотильда.

— Этот сеньор — сам дон Ковео, — сообщил наконец молодой человек, понизив голос.

— Ах, так это и есть граф Ковео! — воскликнули разом Клотильда и дон Тибурсио, вновь обратив взгляд на полного сеньора, взялись за бинокли и принялись рассматривать его, словно какую-то диковину.

Дворецкий был огорчён, что так поздно узнал, как зовут представительного незнакомца. Он с сожалением припомнил, что граф Ковео несколько раз пытался заговорить с ним, но он отвечал ему столь же лаконично, как всем остальным: дон Тибурсио терзался сознанием своего промаха.

После окончания спектакля, ожидая свои экипажи у подъезда театра, граф и дон Тибурсио случайно столкнулись нос к носу. Клотильда немедленно уронила веер, который сеньор граф с проворством, почти невероятным при его комплекции, поднял с земли и вручил прекрасной девушке, успев при этом улыбнуться и мимоходом отпустить самый утончённый комплимент.

Подобная услужливость совершенно смутила дона Тибурсио: он просто не знал, что делать и что сказать. Его растерянность усугублялась ещё и тем, что он стоял вплотную к графу. Стоило столпившимся в подъезде зрителям сделать малейшее движение, уступая дорогу какой-нибудь сеньоре, которая спешила к поданному экипажу, как домоправитель Клотильды неизбежно надавливал на круглое брюшко сеньора графа. Бедный дои Тибурсио пережил в тот вечер несколько ужасных минут. Несчастный силился пробормотать хоть самое банальное извинение, но непослушный язык не хотел или не мог произнести ни слова.

Наконец, закусив удила, роняя пену с губ, чуть ли не вставая на дыбы и звеня богатой упряжью, у центральной арки подъезда остановились лошади графа.

Граф отвесил низкий поклон в сторону Клотильды и дона Тибурсио и тут же уселся в экипаж.

Однако ни девушка, ни дворецкий не ответили на поклон: они просто не поняли, кому он предназначался.

Вслед за коляской графа подали карсту Клотильды, девушка торопливо села в неё, и дон Тибурсио последовал за хозяйкой. Заняв свои места, они увидели опустевший подъезд театра и лишь тогда сообразили, что поклон графа мог предназначаться только им.

Высокая решётка у входа в театр была уже заперта, и сквозь её прутья можно было с трудом разглядеть вестибюль, где гасли последние огни.

— Мы не ответили на поклон сеньора графа Ковео. Что он о нас подумает? — пробормотал дон Тибурсио.

Клотильда ничего не сказала, чуть-чуть повела плечами и презрительно поджала нижнюю губку.

IX. Счастье вновь улыбается под проливным дождём

С этого дня дон Тибурсио не пропускал ни одного случая самым почтительным образом поздороваться с графом, которого, как и прежде, встречал три, а то и четыре раза на дню.

Дон Тибурсио был безупречно порядочным человеком. Когда он служил простым лакеем у отца Клотильды, он своим умом, преданностью и расторопностью снискал любовь хозяина, который доверил ему все дела и ни разу не имел повода жаловаться на своего верного слугу. Напротив, он часто и с удовольствием превозносил бескорыстие дона Тибурсио, к тому времени уже возведённого в ранг домоправителя. После смерти отца Клотильды дон Тибурсио продолжал выполнять прежние обязанности, распоряжаясь капиталом и делами доньи Луисы и её дочери, словно своими собственными.