Турчанок (кажется, я уже упоминал о них) я тоже ценю очень высоко. Они словно водяные колеса — не останавливаются до тех пор, пока не высохнет река. Но, черт возьми, к встрече с турчанкой необходимо хорошо подготовиться, и лично я допускал ее к себе только после плотного завтрака.
Гавайские женщины были мне любопытны благодаря цепким пальцам ног — практически в любой ситуации они предпочитали действовать ногами, а не руками.
Что касается китаянок, я на собственном опыте убедился, что иметь дело можно только с дамами из Пекина и соседней провинции Шаньтунь. И, кроме того, они должны происходить из благородных семей — это важно. В те времена аристократия Пекина и Шаньтуня отправляла своих дочерей, едва им исполнялось пятнадцать, к старым, опытным женщинам. В течение двух лет девочки проходили суровый курс подготовки, где их учили только одному — искусству доставлять физическое наслаждение будущим мужьям. Затем они проходили трудное практическое испытание, после которого им выдавали свидетельства об их достижениях или неудачах. Если девушка оказывалась исключительно проворной и изобретательной, ей выдавали «Диплом с отличием», самой высокой оценкой считался «Диплом о выдающихся заслугах». Молодая дама с дипломом могла сама выбирать себе мужа. К сожалению, половину дипломированных выпускниц сразу забирали во дворец императора.
В Париже я нашел лишь одну китаянку, получившую Диплом о выдающихся заслугах. Она была женой опиумного миллионера и приехала выбрать себе гардероб. Вместе с ним она выбрала и меня, и должен признаться, я испытал незабываемые ощущения. Она использовала практику, которую называла «только до сих пор и ни шагу дальше», и достигла в этом величайшего совершенства. Ничто не должно кончаться. Она не позволяла дойти до конца. Она вела партнера по краю пропасти. Двести раз она подводила меня к золотому порогу, и три с половиной часа — столько длились мои страдания — я чувствовал себя так, словно из моего пылающего тела с иезуитским терпением медленно-медленно вытягивают длинный живой нерв. Я висел над пропастью, уцепившись пальцами за край скалы, и умолял о помощи или освобождении, но блаженная пытка продолжалась и продолжалась. Она продемонстрировала мне великолепное искусство, и я никогда не забуду о нем.
При желании я мог бы рассказать о любопытных женских привычках еще по меньшей мере пятидесяти других национальностей, но я не стану этого делать. Во всяком случае, не здесь, потому что должен продолжать главную тему своего повествования.
На седьмом месяце моего пребывания в Париже произошел счастливый случай, который удвоил мой доход. Вот как это было.
Однажды вечером у меня в гостях оказалась русская дама, какая-то родственница царя. Она была худой, белокожей селедкой, довольно холодной и небрежной, почти что бесчувственной. Мне пришлось долго ее раскочегаривать, прежде чем ее котлы наполнились жаром. Когда я сталкиваюсь с такой пресыщенностью, то становлюсь еще более упорным, и могу вас заверить, что, когда я с ней закончил, она хорошо прожарилась.
Потом я лежал в постели, потягивая шампанское, а русская лениво одевалась и, расхаживая по комнате, рассматривала мою обстановку.
— Что это за красные пилюли в пузырьке? — спросила она.
— Вас они не касаются, — ответил я.
— Когда я вас снова увижу?
— Никогда, — отрезал я. — Вы же знаете правила.
— Фу, какой противный, — надулась она. — Скажите мне, для чего эти таблетки, или я тоже стану противной. Я выброшу их в окно.
Она схватила пузырек — там было пятьсот моих драгоценных пилюль из пузырчатого жука, приготовленных только сегодня утром, — и распахнула окно.
— Не надо, — попросил я.
— Тогда скажите.
— Это тонизирующие таблетки для мужчин, — пояснил я. — Поднимают настроение, только и всего.
— А почему не для женщин?
— Только для мужчин.
— Я попробую, — заявила она, откупоривая пузырек и доставая одну пилюлю. Она засунула ее в рот и запила шампанским. Потом стала одеваться дальше.
Она уже полностью оделась и поправляла шляпку у зеркала, как вдруг застыла на месте. Резко развернувшись, она уставилась на меня. Я все так же лежал, потягивая шампанское, но теперь внимательно наблюдал за ней с некоторым беспокойством.
Она стояла неподвижно примерно тридцать секунд, глядя на меня в упор холодным, опасным взглядом. Потом вдруг вскинула руки к вороту и сорвала с себя шелковое платье. Сбросила нижнее белье. Зашвырнула шляпку в угол. Пригнулась и двинулась вперед. Она приближалась ко мне мягкой, размеренной поступью тигрицы, охотящейся за антилопой.