— Благодарю вас, сэр, — склонил я голову.
— Да, но сколько семнадцатилетних юношей отважились бы отправиться на край света за порошком, которого, возможно, даже не существует в природе? Думаю, немного.
— Я не хотел упустить такой шанс, — сказал я.
— У вас великолепное чутье, Корнелиус. Великолепное. Я вам даже немного завидую.
Мы сидели и пили портвейн, я с удовольствием курил маленькую гаванскую сигару. Я предложил такую же профессору, но он предпочел свою вонючую трубку. Эта трубка производила больше дыма, чем все, которые я когда-либо видел. Она напоминала миниатюрный военный корабль, спускающий дымовую завесу на его лицо. За дымовой завесой А. Р. Уорсли размышлял над моей парижской историей. Он продолжал восхищаться, хмыкать и бормотать что-то вроде: «Удивительное приключение!.. Каков наглец!.. А как все обставил!.. Да и химиком оказался неплохим, раз сумел изготовить эти пилюли».
Потом наступило молчание. Его голову окутывал дым. Стакан портвейна скрылся в дымовой завесе, когда он поднес его ко рту. Через мгновение он появился вновь, но уже пустой.
— Ну что ж, Корнелиус, — наконец нарушил молчание А. Р. Уорсли, — вы только что откровенно рассказали о себе, настала моя очередь ответить тем же.
Последовала небольшая пауза. Я ждал. Интересно, что же он собирается мне поведать.
— Видите ли, — продолжал он, — за последние несколько лет я тоже добился некоторого успеха.
— Правда?
— Хочу написать статью о своих исследованиях, когда появится время. Может быть, мне даже удастся ее опубликовать.
— Из области химии? — спросил я.
— Немного химии, — пояснил он. — Но большей частью это биохимия. Смесь и того, и другого.
— Интересно было бы послушать.
— Правда? — ему не терпелось высказаться.
— Конечно, — я налил ему еще портвейна. — У нас уйма времени, потому что мы должны прикончить сегодня эту бутылку.
— Хорошо, — кивнул он.
— Ровно четырнадцать лет назад, — начал он, — зимой 1905 года, я случайно заметил золотую рыбку, вмерзшую в лед пруда в моем саду. Через девять дней наступила оттепель, лед растаял, и золотая рыбка поплыла как ни в чем не бывало. Это явление навело меня на размышления. Рыбы — хладнокровные существа. Какие другие формы хладнокровной жизни можно сохранить при низких температурах? Лишь немногие. И тогда я стал думать о возможности сохранить при низких температурах бескровную жизнь — я имею в виду бактерий и тому подобное. Я спросил себя: «А кто захочет сохранять бактерии? Лично мне это не нужно». И когда я задал себе еще один вопрос: «Какой живой организм скорее, чем любой другой, вы захотели бы поддерживать живым в течение длительного времени?» Ответ пришел сам собой — сперматозоиды!
— Почему именно сперматозоиды? — удивился я.
— Мне трудно это объяснить. Ведь я химик, а не биолог. Но я чувствовал, что сделал верное заключение, которое может послужить на пользу науке. Поэтому я начал эксперименты.
— С чем? — спросил я.
— Со спермой, разумеется. С живой спермой.
— Чьей?
— Своей собственной.
Последовала небольшая пауза, и я почувствовал легкое смущение. Когда кто-нибудь рассказывает мне о своих поступках, неважно каких, я сразу живо их себе представляю: ничего не могу с собой поделать. Это лишь мимолетное видение, но оно возникает всегда, и сейчас я ясно представил неряшливого старика А. Р. Уорсли в лаборатории и то, чем ему пришлось заниматься ради своих экспериментов.
— Для науки все допустимо, — сказал он, чувствуя мою неловкость.
— О, я совершенно с вами согласен.
— Я работал один, — продолжал он, — в основном поздно вечером. Никто не знал, чем я занят.
Его лицо скрылось за дымовой завесой, потом вновь предстало передо мной.
— Не стану рассказывать о сотнях неудавшихся экспериментов. Расскажу лишь о своих удачах. Думаю, они вас заинтересуют. Моим первым важным открытием стало следующее. Оказывается, для поддержания жизни сперматозоидов в течение любого времени требуются крайне низкие температуры. Я замораживал сперму, постепенно снижая температуры, и с каждым понижением срок хранения увеличивался. С помощью твердой двуокиси углерода мне удалось заморозить свою сперму при температуре минус 97 градусов Цельсия. Но даже этого было недостаточно. При минус девяноста семи сперма сохранялась не более месяца. Я должен добиться более низкой температуры, сказал я себе. Но как это сделать? В конце концов я нашел способ замораживать сперму при минус 197 градусах Цельсия.