— И что же ты сделала?
— А что я могла сделать? Или он, или я, сказала я себе. Поэтому, как только он доставил товар, я вынула из кармана свою верную булавку.
— И уколола его?
— Да, но не забывай, что мне пришлось колоть наугад. В таком положении трудно нанести хороший «бек-хенд».
— Понимаю.
— К счастью, «бекхенд» всегда был моим коронным ударом.
— Ты имеешь в виду теннис?
— Да.
— И ты попала в цель с первого раза?
— Еще бы. Я воткнула в него булавку глубже, чем в короля Испании. Меткий удар.
— Он возмущался?
— Не то слово, ~~ засмеялась она. — Он визжал, как свинья. Скакал по комнате, держась за свой зад и дико вопя: «Селеста! Селеста! Зови врача! Меня зарезали!» Служанка, очевидно, подглядывала в замочную скважину, потому что в ту же секунду влетела в комнату с криком: «Где? Где? Покажите!» Пока она рассматривала его задницу, я сдернула с него драгоценную резинку и выбежала из комнаты, по дороге натягивая брюки.
— Браво! — аплодировал я. — Блистательная победа.
— Я позабавилась на славу, — улыбнулась она. — Мне понравилось.
— Тебе всегда нравится.
— Вкусные улитки, — заметила она. — Большие и сочные.
— Тебе известно, что улиток сначала на два дня помещают в опилки, и только потом пускают в продажу?
— Зачем?
— Чтобы они почистились. Когда ты взяла у него подписанную бумагу? В самом начале?
— Да, в самом начале.
— Но почему там написано «бульвар Осман», а не «улица Лоран-Пише»?
— Я сама его попросила. Он сказал, что жил там раньше. Он только недавно переехал.
— Тогда все в порядке, кивнул я.
У нас забрали пустые раковины от улиток и через некоторое время подали куропаток. Под куропаткой я подразумеваю красную куропатку. Не черную (тетерев и тетерка), не белую (тармиган), и не тетерева-глухаря. Они все тоже очень хороши, особенно тармиган, но красная куропатка — это царица. Более нежного и вкусного мяса нет во всем мире, при условии, разумеется, что птицу поймали в этом году. Охота начинается двенадцатого августа, и каждый год я с нетерпением жду этой даты, как и первого сентября, когда из Колчестера и Уитстебла привозят устриц. Как и свежий филей, красную куропатку нужно есть непрожаренной, с чуть потемневшей кровью, и у «Максима» куропаток готовят именно так.
Мы медленно смаковали нежнейшее мясо, отрезая его тонкими ломтиками и запивая ароматным «Вольнэ».
— Кто у нас следующий? — осведомилась Ясмин. Я тоже думал об этом.
— По плану у нас на очереди Джеймс Джойс, но, может быть, стоит сменить обстановку и прокатиться в Швейцарию?
— Я — за, — обрадовалась Ясмин. — Кто у нас в Швейцарии?
— Нижинский.
— Мне казалось, он здесь, у Дягилева.
— Если бы, — покачал головой я. — Но, похоже, он слегка не в себе. Утверждает, что обручен с Богом, и носит на шее огромный золотой крест.
— Какая жалость, — посетовала Ясмин. — Значит, его балетная карьера окончена?
— Никто не знает, — пожал я плечами. — Говорят, всего несколько недель назад он танцевал в гостинице в Сент-Морице. Просто для удовольствия, чтобы развлечь гостей.
— Он живет в гостинице?
— Нет, у него вилла в окрестностях Сент-Морица.
— Один?
— К сожалению, нет. У него жена, ребенок и целая толпа слуг. Он богат, в свое время получал баснословные гонорары. Я знаю, что Дягилев платил ему двадцать пять тысяч франков за каждое выступление.
— Вот это да. Ты когда-нибудь видел, как он танцует?
— Только раз, накануне войны, в четырнадцатом году. Он танцевал в «Сильфидах» в старом «Паласе» в Лондоне. Незабываемое зрелище, он танцевал как бог.
— Безумно хочу его увидеть, — загорелась Ясмин. — Когда мы уезжаем?
— Завтра. Не стоит засиживаться на одном месте.
19
Я уже начал описывать нашу поездку в Швейцарию на поиски Нижинского, как вдруг авторучка соскользнула с бумаги, и меня охватили сомнения.
Не слишком ли подробно мое повествование? Не повторяюсь ли я? В следующие двенадцать месяцев Ясмин предстояло встретиться со множеством замечательных людей. Но почти в каждом случае (разумеется, за некоторыми исключениями) действие развивалось по одному и тому же сценарию: сначала Ясмин дает порошок, затем следует взрыв страсти, потом она убегает с добычей и так далее, И несмотря на неординарность самих мужчин, читателю скоро наскучит вся эта кутерьма.
Мне ничего не стоит в подробностях описать, как мы встретили Нижинского на тропинке в сосновом бору неподалеку от его виллы — и это истинная правда, — как мы дали ему шоколад, как девять минут занимали его разговорами, дожидаясь действия порошка, и как он гнался за Ясмин по лесу, перепрыгивая с камня на камень и с каждым прыжком взмывая так высоко, что, казалось, он летит по воздуху.