— Расскажи мне что-нибудь о себе. Что-нибудь особенное. Что ещё никому и никогда не рассказывала, и о чём никто, кроме тебя не знает…
Кажется, это было где-то на вторые сутки, ближе к вечеру. Хотя, по ощущениям для меня прошло, как минимум неделя, а то и целая вечность. Поскольку восприятие пространства и времени настолько изменились, что я даже себя уже чувствовала, как нечто мне неведомое, чуждое и практически уже отдельное от Анны Лорел Брайт. То ли одна физическая оболочка, наполненная непонятно чем, то ли только что очнувшаяся из глубокой комы неизвестная мне девушка… Или известная. Вернее, та, кого я сама когда-то очень и очень давно загнала в эту кому…
При других обстоятельствах и рядом с другим человеком я бы наверное запаниковала сразу. Но только не возле Маннерса, не под его ласковой рукой, которой он сейчас очень и очень нежно поглаживал моё лицо, а перед этим вытянул из моих ушей вкладыши от беспроводных наушников. А за пару часов до этого разрешил мне посмотреть какой-то старый фильм по местному кабельному каналу, пока переписывался с кем-то после плотного обеда в интернете, усевшись в малой гостиной на секционном светло-сером диване, а меня, соответственно, усадив на толстый ворсовой палас у своих ног. Более того, он даже позволил мне надеть одну из своих белых (и, видимо, «устаревших») рубашек. Правда, на голое тело, но уже хоть что-то. А ведь я ещё не так давно и не на шутку переживала о том, что он заставит меня всё это время разгуливать по номеру в чём мать родила.
— Зачем вам это?.. — моё сердце пропустило как минимум пару ударов и поди разбери отчего. То ли от обратившегося ко мне голоса Маннерса, то ли от его невыносимо ласковых пальцев, гуляющих по моей щеке и скуле, будто порхающие крылышки мотылька, и задевающие как бы невзначай более нежную поверхность плотно сомкнутых губ.
Он очень часто меня «баловал» подобными действиями, чем заставлял ненавидеть себя ещё больше. Будто гладил по головке домашнюю кошку, которой разрешил забраться себе на бёдра.
— Обычное, здоровое любопытство. Ты же, наверное, многое рассказывала своему жениху о себе после того, как начала с ним встречаться? Разумеется, не всё подряд, но явно не пару историй из своей школьной жизни. Обещаю. Я никому больше не расскажу. Всё что будет сделано и сказано внутри этих стен, никогда за их пределы не выйдет.
Я ошалело усмехнулась, но обернуться и взглянуть в его чёртово безупречное лицо с абсолютно пустыми глазами так и не решилась. Мне хватало и ощущения его близости, его расслабленной ноги, к которой я старалась не особо сильно прижиматься, и его хозяйских пальцев на моём лице. Он и так занимал собою абсолютно всё в моей теперешней жизни. Я даже думать ни о чём не могла под постоянным прессингом его доминантной сущности. Проще было сидеть, не двигаясь, в одной, будто оцепеневшей позе, смотреть в одну точку и… ждать… Тупо ждать, когда он снова разложит меня на ближайшей к нам поверхности какой-нибудь удобной для этого мебели и снова трахнет…
— Тогда зачем вам вообще что-то обо мне знать? Я же всё равно отсюда уйду, рано или поздно. К тому же… вам достаточно и той информации, которую вы и так успели на меня собрать. Даже более, чем достаточно…
— Общие данные — это ни о чём, тем более, если они рассказаны третьим лицом и напрочь лишены хоть какой-то эмоциональной экспрессии. И разве ты не пытаешься убедить в себя в том, что я ничем иным в тебе, кроме как твоим шикарным телом, больше не интересуюсь. Тем самым надеясь лишить меня в своих глазах хоть каких-то положительных человеческих качеств и черт.
Наверное, я очень хотела, чтобы этого никогда не произошло. Чтобы ему не ударило в голову от скуки ради затрагивать подобные темы разговоров, как и лезть в мою душу. Но этого так и не удалось избежать, как и всех запрещённых приёмов от Маннерса. Как будто он и вправду сканировал меня всё это время насквозь, чтобы докопаться до всех моих подсознательных страхов, которые он будет использовать против меня в нужный для него момент. И, естественно, только для того, чтоб насытиться новым видом психотропного наркотика, а меня развести на новый выброс нужных ему чувств и эмоций.
— А можно как-нибудь обойтись без этого?