Однако Филипп не собирался ее покидать. Он двинулся в глубину комнаты, к свету свечи. И теперь Анна стала лучше видеть его лицо – лицо, состоявшее из углов: у него были резко очерченные скулы, квадратная челюсть и высокий выпуклый лоб. Черты его трудно было назвать красивыми, зато он был прекрасно сложен – высокий, широкоплечий, мускулистый. «Да, у него очень правильная фигура, – а не в виде бочки, как у некоторых мужчин, – подумала Анна. – Хотя многие мужчины с большим весом, наверное, полагают, что имели бы над ним преимущество в поединке». Анна покраснела, вспомнив, как Филипп подхватил ее на руки и усадил к себе на колени перед всей таверной.
И ей тотчас же вспомнилось, как они проводили дни в замке Олдерли, когда она наконец освободилась от заключения. Как играли в интереснейшую игру, от которой у нее не было сил отказаться…
А сейчас он смотрел на нее пытливым взглядом, его ярко-зеленые глаза напоминали цветом травянистое поле под солнечным небом. Почему же он внушает ей такой страх? Может, потому, что он считает ее… просто развлечением? Хотя очень может быть, что ему хотелось бы иметь с ней постоянные отношения.
Ах, она ведь сидит перед ним совершенно обнаженная, пусть и в бочке с водой. Не захочет ли он воспользоваться этим? Она вспомнила о характере Филиппа, о его решительности и настойчивости. Элизабет Хаттон – дама, у которой Анна была служанкой, – говорила, что Филипп не получал приглашение присоединиться к Лиге клинка, хотя лорд Олдерли получил такое приглашение.
И тут Анна вдруг почувствовала: что-то в характере Филиппа изменилось – словно нежелание рыцарей видеть его в Лиге как-то на него повлияло. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что даже ее, Анну, попросили оказать услугу рыцарям для Лиги?
Конечно, она не являлась членом Лиги, но после завершения своей миссии вполне могла стать. Анна очень надеялась, что сумеет уговорить рыцарей, сумеет убедить их в том, что она достойна стать первой женщиной, принятой в их ряды.
Однако она не могла сказать Филиппу о Лиге и о своей миссии, поскольку поклялась хранить в тайне секрет леди Розамонд.
Тут Филипп вдруг шагнул к бочке и, упершись обеими руками в ее края, пристально посмотрел на нее. Анна невольно вздрогнула и снова покраснела. Конечно, Филипп сейчас видел только ее колени, поднимавшиеся над мыльной пеной, но он прекрасно знал и другие части ее тела, поскольку их не раз касались его губы, когда он покрывал ее интимными поцелуями. Анна до сих пор вздрагивала, вспоминая об этом, и теперь… Ах, теперь ее пронзили те же сладостные ощущения.
Сделав над собой усилие, Анна с холодком в голосе проговорила:
– Почему бы тебе не удалиться?
– Знаешь, я не могу тебя сейчас покинуть. Ведь ты затеяла какую-то игру с переодеванием.
– Я не…
– Не думайте, что я ничего не понимаю, графиня. Именно графиню ты из себя изображаешь, верно? – Он указал на ее платье, висевшее на вешалке на стене. – Этот богатый наряд – не твой.
Анна поджала губы и прищурилась. Что он будет делать, если ему не рассказать всей правды? Не может ли он по неосторожности загубить ее миссию и тем самым подвести леди Розамонд? Если враги леди Розамонд узнают о подмене, графиня окажется в большой опасности. Впрочем, возможно, он удовлетворится частью правды.
Постаравшись придать своему взгляду выражение искренности, Анна проговорила:
– Ты прав. Это платье принадлежит другой женщине – леди Розамонд Уолсингем.
Филипп утвердительно кивнул:
– Да, мне назвали именно это имя.
– Кто-то из сидевших в таверне знаком с ней? – спросила Анна с беспокойством. – Здесь никто не должен был о ней знать.
Филипп пристально посмотрел ей в глаза.
– Ты выбрала Йорк намеренно?
– Не я, а… – Анна в смущении умолкла.
– А Джон… то есть лорд Олдерли, он знает об этом?
Анна медлила с ответом. «Похоже, я и так выболтала слишком много», – думала она в досаде.
Филипп явно заметил изменение в ее настроении. Наклонившись над ней, он прошептал:
– Я позволю тебе выбраться из бочки, если ты все мне расскажешь.
– Думаешь, я без твоего разрешения не осмелюсь встать? – сказала Анна с вызовом в голосе.
Уперевшись ладонями в края бочки, она поднялась на ноги. Это была смелая игра, но, в конце концов, ей нечего было терять. У нее не было наследства, а ее будущее казалось весьма неопределенным, поскольку она была всего лишь служанкой, пусть даже и изображавшей графиню.
Филипп отступил на шаг и проворчал:
– В этой игре ты рискуешь жизнью. Неужели не понимаешь?
– Ну, это потому…
Он снова посмотрел ей в глаза.
– Если я дам слово молчать, расскажешь мне правду?
– Пожалуй, – кивнула Анна.
«Кое-что из правды», – добавила она про себя.
Глава 2
Филипп стоял в шаге от бочки, внимательно глядя на Анну, покрытую мыльной пеной. Казалось, оба застыли навечно. Она сжимала пальцами края бочки, и капли скатывались с плеч в воду, в которой виднелись ее груди. «Похоже, она не понимает, что я вижу почти все», – промелькнуло у Филиппа. Однако он решил, что не стоит говорить ей об этом. Он на мгновение перевел взгляд пониже, туда, где смутно темнел между ног девушки интимнейший треугольник. Когда-то он поглаживал его и даже разводил в стороны ее стройные ноги, но тогда соображения чести вовремя его остановили. Однако с того времени желание обладать этой женщиной никогда его не покидало – оно лишь отступало на время, а потом снова возвращалось.
– Тебе лучше бы отвернуться, – сказала Анна, пристально взглянув в глаза Филиппу.
Он немного помедлил, потом все же заставил себя отойти к окну. Глядя на темный двор конюшни, кое-где освещаемый факелами, он слышал, как Анна выбралась из бочки с водой и перешла на другое место. Через некоторое время послышался шорох – она начала одеваться.
– Все, я готова, – раздался наконец ее голос.
Отвернувшись от окна, Филипп увидел ее на стуле перед камином. На ней был шелковый халат, а в руке она держала гребень, которым расчесывала свои густые волнистые волосы. Филипп никогда прежде не видел Анну с распущенными волосами, хотя не раз пытался представить ее в таком виде. Но она была служанкой, и ей следовало убирать волосы вверх – чтобы не мешали работать.
Глядя на нее сейчас, он мысленно восхищался цветом ее волос – они были черные как ночь, пожалуй, чуть синеватые в свете свечи. Волосы вполне соответствовали глазам, таким же темным и словно хранившим в своих глубинах какую-то тайну. Лицо же было очень бледное, но с розовыми щеками и губами. С замечательными губами…
– Ты так и будешь молча смотреть на меня? – тихо спросила Анна.
– Я думаю, чему в твоих словах можно верить.
– Но я никогда не лгала…
Анна осеклась, заметив, что он усмехнулся. Вспыхнув, она отвела глаза и снова принялась расчесывать волосы. На Филиппа же эти ее движения действовали необыкновенно – он почувствовал, что все больше возбуждается, и ничего не мог с этим поделать.
– Да, я лгала, – продолжала Анна. – Но это была ложь во благо. Я спасла жизнь своей госпожи. Спасла тем, что играла ее роль. Меня заперли в башне, а моя госпожа тем временем сумела спастись. И я помогла лорду Олдерли – ее жениху, твоему другу. Разве не так? К тому же и ты иногда говорил неправду.
– Да, мы оба лгал и, если это требовалось нашим друзьям, – согласился Филипп.
– Ты изображал того, кем вовсе не являешься, – заметила Анна с улыбкой.
Филипп невольно залюбовался ею. Она всегда прекрасно владела собой и умела справляться с волнением. Интересно, кто ее этому обучал? Кто научил служанку столь правдоподобно изображать знатную даму? Конечно, Анна с Элизабет вместе выросли, и они были скорее подругами, а не служанкой и госпожой, но все же… Анна абсолютно во всем походила на знатную леди, и Филипп непременно поверил бы, что она таковой и является, если бы не знал, кто она такая на самом деле.