— Ну, мы прям семья, а теперь у нас еще и детишки появились. Только Имкус, умоляю тебя, следи, чтобы они не выдали нас слишком громким писком.
— Да нет, они смирные. Это ведь не первый помет моего кошара. Так что я уже ученый, — зверолов подсунул питомцу приготовленную (и ощипанную) бабочку. Кошар жадно проглотил деликатес и тут же попросил еще. Пришлось нам всем отправиться на сбор «ресурсов». В принципе я был не против небольшой прогулки, все равно необходимо было чем-то заняться до наступления сумерек. Ведь не слушать же голодное урчание своего желудка. Так пусть хоть кто-то среди нас будет сытым.
И снова СЛАВА МНЕ! Триплей оказалась на удивление плодородной системой. В ближайшей роще чего только не было: ягоды, грибы, даже съедобные растения. К тому же узкий радиус наших поисков обеспечивал полную безопасность — в этих джунглях могли затеряться даже слоны.
В общем — брюхо мы набили не только кошару и его отпрыскам, но и себе. Благодать… Позже даже удалось немного вздремнуть. И снова чудо — будильник, дабы встать на закате, нам не потребовался. Нас разбудили появившиеся в вечерней прохладе уже знакомые мне воробьеподобные комары.
Вссуп! И пол-литра родной кровинушки как небывало. От такого, пожалуй, и камень проснется. Не то, что… три каких-то комка помятого мяса.
Потянувшись, я стряхнул с плеча раздувшееся насекомое. Эта… погань даже взлететь не смогла и надувшимся шариком брякнулась на землю. Там ее моментально нашел и схрумкал Имкусов кошар, слезший на охоту со звероловова живота. Зверушкиного приплода я на нем, и даже рядом, не заметил.
— Оп-па! — воскликнул я, обращаясь к Имкусу. — А где твои… маленькие.
— Кто? — изумился зверолов, спросонья протирая глаза.
— Да кошарики твои. Где они?
— А-а! Так бегают, наверное, где-то.
— Бегают?
— Ну да. А чего им и не бегать. Кошары ведь не воспитывают свой молодняк. Родят, и уже через пару часов молодые кошарики начинают жить собственной жизнью. Обычно их в этот момент расселяют по новым хозяевам. Но на этот раз… они явно увеличили популяцию дикой фауны.
Я почесал в затылке.
— Странные правила.
— А на Земле по-другому? — включилась в беседу Лиа. Она выглядела свежо, ухоженно и красиво. И как она, спрашивается, умудрялась так выглядеть в лесной чаще? — Ну ладно мальчики. Уроки биологии, конечно, интересное времяпрепровождение. Но нам пора выдвигаться. Идем за мной. Тихо. Ни на что не отвлекаться, перекур только по команде! Всем ясно. Верт?!
— А что сразу Верт? — возмутился я. — Всегда я самый крайний!
— Именно! — Лиа ловко сбила комара-мутанта в полете. — Пойдешь с краю — в конце шеренги.
Я, молча, козырнул, мол: всегда готов. Лиа инстинктивно козырнула в ответ и тут же смутилась. Видимо военное прошлое крепко въелось в ее подсознание. А у меня в связи с этим появился вопрос:
— Слушай, Ли…
— Ли?
— Ну, да. А что? Коротко, красиво.
— Хм, Ли, — девушка словно попробовала слово на вкус, затем кивнула: — Мне нравиться.
— Я рад за тебя, — действительно был я рад за нее. — Но вот мне интересно: а как вы клоны, вдруг понимаете, что нуждаетесь в свободе?
Лия разом погрустнела, ссутулилась, но, тем не менее, ответила:
— Это трудно объяснить. Сначала появляется чувство неудовлетворенности. Затем — тень сомнений. Но ты ничего не можешь с этим поделать. Ты обязан подчиняться. Это заложено в твоей программе, в твоей генетической памяти, привычках. Иногда состояние депрессии преследует клонов до конца жизни. Не всех, конечно. Кто-то вполне доволен своей участью. Но большая часть — извечно страдает. Также, как страдала и я!
— Бедная, — посочувствовал Имкус. Лия благодарно улыбнулась ему, а затем продолжила:
— Но мне повезло. Меня нашли люди консула. Они выкрали меня из орбитальных казарм и перевезли в лабораторию. Там из моего черепа извлекли управляющий чип, а геном исправили, удалив ненужную (внутреннюю) память. Но даже это не помогло полностью. У меня были ломки, жутко хотелось вернуться в казармы, служить и умирать за императора. Хм. Смешно звучит. Собачка хотела вернуться к дрессировщику.
— Нет не смешно! — возразил я. — Грустно!
Лиа пожала плечами.
— На мое счастье мне помогла терапия. Мои сестры выхаживали меня как ребенка и наконец я адаптировалась, воскресла, можно сказать. И знаете, теперь чувство угнетения меня не преследует. Я свободна и ощущаю это. И я хочу жить, жить и помогать тем, кто все еще томится в моральных кандалах имперской армии. Вот такая история… Ладно, пошли, пока хандра снова не вернулась ко мне, а заодно и к вам.