Надо постричься.На авеню дю Мэн около моста и писсуара - русская парикмахерская. Хозяин и одновременно парикмахер - донской генерал. Подмастерье и помощник - известный театральный гример. Конечно, можно в другую пойти, к французам, но у русских дешевле. (Тот, кто говорит: «у своего лучше для души» - врет).
На перекрестке застыл автобус. Из-под него вылез француз и грустно смотрел на помятый велосипед.
Водитель равнодушно ждал полицейского протокола.
По бульвару Монпарнас шла демонстрация: человек двести плохо одетых людей. Шли тесно друг к другу и кричали: «Сакковинцетти!». Они протестовали против казни в Америке итальянских анархистов. Уже шесть лет анархисты сидели в тюрьме и ждали. Защитники подавали апелляцию за апелляцией. Прошли годы. С точки зрения американцев, дело анархистов безнадежно, все равно - на электрический стул. Какие-то итальянцы, бумаги не в порядке, да еще анархисты! Заподозрены в вооруженном нападении. Таких, для примера, - на электрический стул. Демонстрации происходили всюду, а теперь в Париже. Попутно демонстранты разбили магазин обуви Андрэ на углу улицы Фальгер и разграбили витрину. Покричали „Сакковинцетти» и рассыпались, не доходя до вокзала, где толпу ожидала полиция.
Толпа всегда неприятна, ждешь от нее только плохого, лучше не попадаться на пути.
Оба кресла заняты, надо подождать. В одном кресле сидел пожилой блондин, в другом - мой ровесник. Его стриг гример. С блуждающей по лицу улыбкой рассказывал свои театральные похождения. На голове гримера возвышался театральный парик. Парик выдавал - волосы молодые, густые, каштановые.
- Я самого Шаляпина гримировал, - рассказывал он.
В любой русской кампании обязательно вспомнят три имени, три русские эмигрантские гордости - Шаляпин, Алехин, Мозжухин.
Завидуешь?
Нет.
Не хочу жить в гетто, даже в гетто русского языка.
Я хочу в мир.
В Европу, во Францию.
Потому не завидую Ивану Ильичу Мозжухину с его безобразным французским.
8
Когда я приехал в Париж и увидел наших эмигрантов, то подумал: «Что делать? Чем заниматься? Жить жизнью, которой живут наши эмигранты?»
А они не распаковывали чемоданы, жили, как на вокзале, ожидали «весеннего похода», «помощи иностранных держав», верили в любые слухи.
И так много лет.
Я не верил в «весенний поход», и в помощь союзников, и что «через полгода будем дома чаи распивать». Не верил.
Те, кто так говорил, или сознательно обманывали простаков, либо успокаивали себя.
Никого из них не ставили к стенке ради развлечения.
Никто из них не видел, как соседу отрезали половые органы и запихивали в рот его жене.
Никто из них не целовал сапоги палачей.
Я это видел.
Виной тому был не «пломбированный вагон» и не жидомасоны, а характер русского народа. И народ говорил: мне нравится грабить награбленное, экспроприировать экспроприаторов, кухарки должны управлять государством, мир хижинам - война дворцам, любовь пчел трудовых, от тайги до британских морей красная армия, все выше, и выше, и выше, советская власть - это всерьез и надолго.
9
Нет, вы ошибаетесь, не только у Мережковских была квартира в Париже, купленная до революции. У нас тоже была - на avenue Daniel-Lesueur, 3 (arrond. VII). Отец купил ее, когда служил российским торговым агентом в Париже, в 1908 году. Кроме того, он писал книги, издал их в России - «Торговля мехами во Франции», «Торговля кожами во Франции», «Торговля пухом и пером во Франции» - эти я помню, наверное, были и другие. Читали их?
Он получил звание потомственного почетного гражданина. Знаете про это? Ага. Имел счет в «Лионском кредите». Какие-то сбережения оставались. В Париже он ждал нас с мамой. Он был советником. Не знаю, какие советы давал он генералу. Но состоял у Врангеля членом экономического совещания, участвовал в собраниях, разрабатывал проекты, писал доклады. Врангель его вспоминает в мемуарах. Папа давал деньги на белое движение. Ну, разумеется, на белое! Не красным же давать. Тогда мы приехали в Париж.
К тому времени, признаюсь, я закончил один курс в университете в Симферополе. Будете смеяться, но я учился на математическом отделении.