И, убежав в спальню, с силой захлопнула дверь. Сережа потыкал ежика ногой и, не взглянув на Досю, вернулся к Антону Герасимовичу и офицеру.
Когда собрались уходить в ресторан, Антон Герасимович в застегнутом на нижнюю пуговицу сюртуке, в форменной фуражке, сдвинутой на затылок, странно выворачивая локти, с трудом влез в поданное Досей пальто и сказал:
— Какая у меня добрая жена: и в ресторан сама вытолкала, и на дорогу десять рублей дала. И откуда у нее завелись такие капиталы?
А Дося, провожая Лютикова, шепнула:
— Остерегайтесь, не выдайте себя. Барин заметил, ревнует.
Сели на двух извозчиков: Сережа вместе с Антоном Герасимовичем, и поручик Мерц — один. Высоко стояла золотисто-розовая луна, благоухала клейкая молодая зелень Александровского парка, по-весеннему гулко стучали подковы по обшивке мостов, и Нева дышала не только теплом, но, казалось, молодостью и любопытством и ожиданием самого Сережи. И его уже нисколько не шокировало соседство пьяного, небритого и неопрятного Антона Герасимовича, и в то же время он не испытывал ни малейшего чиновничьего почтения к нему.
— Вы меня извините, Антон Герасимович, но я уже думаю домой, кстати, я живу отсюда в двух шагах.
— Удирать? Не позволю, — кричал Антон Герасимович.
— Вам со мной будет скучно, я ведь не пью.
— И то правда. Куда ты годишься!
— Ну, вот видите. Зато поручик молодец.
— Верно, молодец. Мерцулька, ты где? — опять крикнул он.
— Здесь, — ответил офицер сзади.
— Извозчик, стой! — зарычал Антон Герасимович.
И вышло совсем легко, что он перелез к Мерцу, а Лютиков остался один.
Для отвода глаз Сережа проехал впереди несколько кварталов, потом, махая шляпой, свернул на Морскую, и через минуту извозчик мчал его назад. Розовая луна, призрачные колонны двух маяков, свистки пароходов, красные и зеленые мерцающие огоньки — все слилось с биением Сережиного сердца и снова стало похоже на позабытый, когда-то прочитанный рассказ. Сережа бросил извозчику деньги, лихорадочно, не дыша, взлетел по ступенькам лестницы во второй этаж, нащупал дверь и осторожно дернул за ручку один раз.
Дверь тотчас же открылась, да она и не была заперта, и Валентина отступила перед Сережей на два шага. Она уже была в другом, белом тонком капоте, с теми же голыми руками и шеей, и снова, едва он успел раздеться, ее руки лежали у него на плечах.
— Дося! Пришел, — каким-то поющим голосом говорила она, — спрячь к себе в кухню его шляпу и пальто и потуши огонь в гостиной… Ах, какое счастье, — продолжала она, когда Дося потушила лампу и они уселись на диване, — как же тебе удалось его перехитрить?.. Я боюсь, что ты не заметил его подозрений. Он — чудовище. Он отпускает меня из дому по часам. Иногда он нарочно прибегает на минуту со службы, чтобы проверить, дома ли я. Да, да, я совсем заколдованная принцесса. Я ненавижу его, но он убьет меня, если я от него уйду. Дося, — крикнула она, — скажи, сколько барин тебе заплатил в последний раз, чтобы ты хорошенько следила за мной.
— Десять рублей, — тотчас же отвечала из передней Дося, очевидно, слушавшая разговор.
— Ха-ха-ха! А Дося отдала эти десять рублей мне, а я их сегодня дала ему же на ресторан. Правда, смешно? Дося, что ты там прячешься? Пойди на минутку сюда. Сядь. Ну, что, нравится он тебе? Хочешь, поделим его — одну половинку тебе, другую мне? Милый, милый, а вам нравится Дося? Если бы вы знали, какая она, в сущности, красавица! Какое у нее тело! Она вся матовая, точно из гипса, и холодная как лед. У-у, гадюка! И глаза как у змеи. Пойди, пойди, позлись.
Дося поднялась, постояла молча секунду и ушла.
— Я все боюсь, что они оба вернутся сейчас. От этого вечного выслеживанья я сделалась прямо ясновидящей. Мне кажется, что кто-то из них уже едет назад. Дося, Дося, пойди-ка сюда. Сделай на всякий случай… ты знаешь что. Ну, уходи.
И она вся изогнулась и охватила шею Сережи руками, и ему показалось, что его губы стали пить из завороженного сказочного ручья.
И тут же, как удар грома, раздался сильный дребезжащий звонок, раз и другой.
— А-а-а, — визгливо, злобно застонала Валентина и заскрежетала зубами и стала ломать руки. — О, будьте вы прокляты, ненавистные, будьте вы прокляты!
Звонили настойчиво не переставая.
— Иди, — неожиданно спокойным голосом произнесла Валентина и сама повела за руку Сережу. — Дося, — тихо и властно говорила она, — сейчас отопрешь, я потушу лампу в передней. Зажги свечу.
Сережа подождал в темноте и потом увидел Досю, вышедшую из кухни со свечой в руке, совсем раздетую, с растрепанными волосами, в коротенькой нижней юбке поверх ночной рубашки, ту Досю, которая только что была в кокетливой кофточке, передничке, туфельках на высоких каблуках, чудесной тщательной прическе.