Красивая девушка, с гладкой прической и в темном гладком платье, с открытой шеей, прошла мимо Златопольского в артистическую и как-то слишком просто поглядела ему в глаза. Это вывело его из задумчивости. Должно быть, курсистка какая-нибудь, видевшая его на улице или знающая его по портрету.
— Теперь, пожалуйста, если можно, — сказала Златопольскому все та же седая дама, и он спокойно, по привычке, не оправляясь и не раздумывая, вышел из коридорчика на эстраду.
Златопольский прочитал два стихотворения по программе, несколько отрывков новой, еще не напечатанной поэмы — на бис и еще три свои известные вещицы, «заказанные» ему из публики. Читал он не по-актерски, немного монотонно, но странно красиво, и в его чтении чувствовалась какая-то постоянная выработанная манера, изысканно и наивно подчеркивающая рифмы и начала строф. Под конец он уже стоял, бессознательно живописно опираясь рукой на край рояля, бледный от искреннего вдохновения и в то же время спокойный, не боящийся толпы, смотрящий ей прямо в лицо. И он уже видел отдельные впившиеся в него глаза, встречался с ними взором и чувствовал себя точно в огромной, близкой ему семье. И сошел он со ступенек эстрады, по-настоящему утомленный успехом.
Та же красивая особа с гладкой прической, которая столкнулась с ним перед самым его выходом в зал, опять шла из артистической ему навстречу. Она уже совсем миновала его, как вдруг вернулась.
— Не стоит, — сказала она про себя и в то же время как будто обращаясь к нему, — какая разница? Попросить распорядителя или познакомиться самой?
Златопольский на минуту, точно из одной вежливости, задержал шаг и внимательно смотрел ей в глаза.
Она продолжала:
— Познакомиться с вами. Надеюсь, вы ничего не имеете против?
Опытный в неожиданных знакомствах, связанных с выступлениями на концертах, посещениями модного литературного ресторана, постоянными визитами к нему молодежи, Златопольский как-то сразу, в одну минуту, разглядел все. Лицо у нее было красивое, правильное, белое, и он понял и оценил, что самым красивым в нем были именно глаза — синие, какого-то непроницаемого каменного оттенка, а главное — их выражение внимательной откровенной простоты, которое он подметил полчаса тому назад. «Возможно, что она и не знала меня по портрету», — подумал он. Платье, показавшееся ему простым, было только изысканно гладким, в ушах матово светились две великолепные жемчужины, и на руке, поправившей волосы, блеснул браслет — цепочкой очаровательного тонкого рисунка, с несколькими подвесками из бриллиантов. Пахло от нее незнакомыми, должно быть, редкими и очень дорогими духами… Нет, очевидно, не курсистка.
— Пройдемте в артистическую, — вежливо дотрагиваясь до ее руки, сказал он.
Во время антракта там было еще больше народу, и Златопольский не мог не заметить, что несколько человек пришли посмотреть поближе на него самого. Но это было уже неинтересно, и он рассеянно слушал благодарности подбежавшей к нему старушки патронессы. Сдержанно и как будто терпеливо улыбаясь, стояла рядом с ним его новая знакомая.
— Выпейте, пожалуйста, вина, — суетилась патронесса, — разрешите хоть немного поухаживать за вами… и за вашей дамой, — добавила она, точно угадав что-то в его движении к молодой женщине.
— Благодарю вас, не беспокойтесь, я все, что нужно, сделаю сам.
И как-то необидно, эгоистически небрежно и молодо Златопольский повернулся к старушке спиной.
Налив два бокала вина, он уже совсем открыто и внимательно приготовился слушать.
— Я вас совершенно таким и представляла. Это, говорят, очень редко бывает. Я только думала, что у вас на лице должна лежать тень утомления славой, назойливостью толпы и, конечно, женщин. Ваше лицо оказалось беспечнее и моложе, чем я ожидала.
— Вы правы, — сказал Златопольский, — я еще не утомлен ни успехом, ни толпой. Еще люблю и то и другое. Вы, конечно, хотите, чтобы наш разговор был прежде всего искренним?
— Конечно. Пойдемте сядем. Возьмите с собой оба бокала. Я немножко пьяница. В этом уголке хорошо. Две некрасивые девицы смотрят на меня с нескрываемой злобой. Когда я спросила одну из них, могу ли я видеть вас, она посоветовала мне обратиться к распорядителю. Но вышло гораздо лучше.
— Гораздо лучше, — подтвердил Златопольский.
— Вас зовут Леонидом… Леонид… как дальше?
— Иванович.
— А можно просто: Леонид?
— Можно.
— Отчего же вы не спросите, как зовут меня? Кто я? Мне почему-то казалось, что вы будете торопиться с этим и даже немножко грубо спросите меня, кто я такая?