Эпопея Матвея Евгешкина была в разгаре. Злые люди активно наступали, а добрые, порыдав немного для порядка, решили защищаться. Защищались они с помощью… танка. Марина проглядела, откуда именно взялся этот танк, — очевидно, режиссерская находка. Теперь добрые ехали в танке. Злые в панике бежали. Танк стрелял. Белый дым стлался по полям. Крупный план — женские глаза, в них ужас. Крупный план — глаза Матвея, в них слезы. То и дело повторялись фразы типа «сволочи проклятые» — в адрес плохих, и «врешь, не возьмешь» — в свой собственный адрес.
Плохие вызвали подмогу. Атака захлебнулась.
Конец второй серии.
Закрутились рекламные цветочки и звездочки, и Федор Тучков сказал задумчиво:
— Экая дичь.
— Это точно, — от души согласилась Марина. Почему-то ей было стыдно на него посмотреть, как будто не Матвей Евгешкин снял шедеврик, а она сама и теперь не знает, куда деваться.
— Пойдемте на балкон, — пригласил догадливый Федор, — покурим.
Марина радостно устремилась на балкон, и телевизор выключила, только чтобы не видеть обещанного продолжения шедеврика.
На балконе были сумерки, славные, теплые, июльские. Луна, прозрачная, летняя, висела над дальними елками, и елки казались синими, и асфальтовая дорожка внизу тоже казалась синей и серебряной.
Цикады трещали, то затихали, то начинали с новой силой.
— Как я люблю лето, — сказала Марина и даже зажмурилась от удовольствия, — больше всего на свете.
— А я Новый год, — поддержал ее Федор Тучков, — очень люблю Новый год!
— При чем тут Новый год?
— Прекрасный праздник. По-моему, самый лучший!
— Я говорю, что люблю лето. При чем тут праздник Новый год?
— При том, что это самый лучший праздник в году!
Все-таки он кретин. Нет никакой игры, и фарса никакого нет, есть просто кретин Федор Тучков. Наверное, и жена от него ушла три года спустя после свадьбы из-за его кретинизма.
«И это… мой удел? Мое… романтическое приключение?!»
Внизу, под балконом, негромко затрещали ветки, и цикады на секунду смолкли, как будто прислушиваясь.
Марина вдруг перепугалась.
— Что там? — шепотом спросила она и схватила Федора за руку. Рука была широкой и твердой, пожалуй, даже странно твердой при его общем кисельно-окорочном облике.
— Где?
— Там. Внизу.
— Асфальтовая дорожка, — обстоятельно ответил он, заглянув вниз, — а что?
В это время опять затрещали ветки и кто-то что-то негромко сказал.
— Вы что? Не слышите?!
— Слышу, — согласился он хладнокровно, — ну и что?
Конечно, он понятия не имел, что Марина все еще надеется на свое «настоящее приключение»!
Она быстро присела, оказавшись в тени балконной решетки, и Федора потянула за собой.
— Что такое? — недовольно удивился он, но тоже шепотом, видно, подействовала Маринина таинственность.
В кустах действительно разговаривали, но почти невозможно было расслышать — о чем. Ей показалось, что несколько раз повторилось «зачем» и «сейчас».
— Зачем мы прячемся? — на ухо ей сказал Федор Тучков. — Сейчас все равно ничего не видно!
Тоже слышал «зачем» и «сейчас»?
Цикады опять стрекотали вовсю, и поле за забором лежало — такое свободное, такое большое, такое летнее, как будто вздыхало после длинного и жаркого дня.
В кустах тревожно шептались.
— Зачем мы подслушиваем? — негромко вопросил Федор. — Мы хотим услышать что-то особенное?
Марина дернула его за руку, чтобы замолчал.
На серебристую и голубую дорожку из кустов выбрался человек — темный силуэт. Выбрался и постоял, как будто прислушиваясь.
— Уезжай, — отчетливо сказал человек в сторону кустов, — только попробуй не уехать! Ты что, не видишь, что творится?!
Из кустов приглушенно ответили, разобрать было нельзя. Марина услышала только «все равно».
— Нет, не все равно! — прошипел черный силуэт. — Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь… увидел с тобой! После того, что ты сделал!
Снова слабый треск веток, и все смолкло.
Тень еще постояла неподвижно, как будто прислушиваясь, потом посмотрела по сторонам и даже наверх, где прятались за балконной решеткой Марина и Федор, и быстро пошла по голубому асфальту налево, в сторону главного входа.
Неровный кусок желтого света лежал на траве и асфальте. Светился большой металлический ящик на ножке, сделанный «под старину». Тень вошла в желтый свет и оказалась… Вероникой, профессорской внучкой.
Внучка быстро пролетела свет, беспокойно оглянулась и пропала в темноте.
Марина поднялась с корточек и, перегнувшись через перила, посмотрела ей вслед.